известные ныне лишь по жалким остаткам или просто по названиям – Св. Севера (снесена и разобрана на строительные материалы венецианцами вскоре после 1450 г.), Св. Проба (снесена в XIII в.), Св. Рафаила, Св. Агнессы, Св. Иоанна у Тита, Св. Евфимии у моря (снесена в IX в.), монастырь Святых Иоанна и Стефана. Интересно, что четыре из церквей Классиса – Святых Аполлинария, Элевкадия, Севера и Проба – увековечивали святых равеннских прелатов, что подчеркивало усиление роли Церкви. Все они, кроме базилики Св. Севера, стояли компактно недалеко друг от друга, на месте бывшего римского кладбища (храм Св. Проба – рядом с нартексом базилики Св. Евфимии и в 200 м от базилики Св. Аполлинария, рядом – храм Св. Еливкадия). Базилика Св. Севера была возведена внутри стен Классиса, приблизительно в 1 км от базилики Св. Аполлинария; строительство началось где-то после 570 г., при Петре IV Старшем (об этом свидетельствует Агнелл: «Петр Старший… во времена папы Симмаха… он заседал в совете в Риме и основал церковь Блаженного исповедника Христова Севера, но так как к нему пришла смерть, перед тем оставил ее незавершенной, в городе Классис, в местности, которая называется Вико Салютарис»), и было завершено при его преемнике, Иоанне IV (на кафедре в 574—595 гг.), освятившем ее в 582 г. Раскопки показали ее относительную типичность – трехнефная (размерения – 64,7×27,3 м), боковые нефы в два раза уже среднего (ширина – 12,35 м), завершающегося полигональной апсидой. Интересно, что, в отличие от базилик, выстроенных Юлианом, этот храм был построен вновь из использованных ранее материалов и с терракотовыми трубками в своде апсиды. Сейчас можно видеть остатки базилики, включая руины фундамента прямоугольной колокольни.

Теперь мы возвращаемся в Равенну, во времена Юлиана-аргентария. Судьба следующего монумента – причудливое зеркальное отображение участи многих равеннских церквей: храмы стоят, а мозаики утрачены. Здесь же, с храмом Св. Михаила в Афричиско, все наоборот: здание практически исчезло, а мозаика, хоть с утратами и большими халтурными поновлениями, уцелела пребывает в Берлине (таково общепринятое мнение, хотя порой высказываются робкие голоса по поводу того, что берлинская мозаика – вся целиком репродукция). Но обо всем по порядку.

Выстроен храм был у места впадения канала Ламона в Паденну на средства того же Юлиана-аргентария, что и храм Св. Виталия, кроме того, часть средств дал некто Бакауда (имя выдает в нем, пожалуй, гота или иного какого варвара), по некоторым сведениям – зять Юлиана. Посвящение храма (изначально «у Фригизело», потом «Филичиско», наконец, «Афричиско»), по предположению Д. Маускопф-Дельяннис, связано с малоазийской Фригией (там архангел Михаил некогда совершил «чудо в Хонех», довольно известное в церковном предании и доселе отмечаемое как большой церковный праздник); есть еще толкование Тарлацци, приводимое Е.К. Рединым, что название как-то связано с тем, что храм был расположен недалеко от моря, богатого пеной (это не совсем ясно, во-первых, ни латинские, ни итальянские эквиваленты «пены» под данное наименование не подходят, а во-вторых, храм был вовсе не у моря, а при слиянии двух городских каналов, весьма далеких от чистоты, – надо полагать, пены-то там было в изобилии).

Трехнефная базилика была невелика, компактна по отношению длины к ширине, с притвором и одной пятиугольной апсидой о трех окнах. Нефы, что интересно, отделялись не колоннами, а тройными аркадами, упирающимися в каменные столпы, квадратные в сечении. Освящена 7 мая 545 г. (иногда упоминается 547 г.); Агнелл пишет, что Юлиан и Бакауда возвели храм за некое благодеяние архангелу Михаилу – по предположению Д. Маускопф-Дельяннис, это могло быть избавление от чумы, свирепствовавшей в Равенне в 543 г. (кстати, и позднее черная смерть нередко заглядывала сюда – в 560-е, 591—592, 600—602 гг., причем умирало порядка 30 процентов населения).

Зарисовки, описания, фрагменты в Музее Торчелло, Музее Виктории и Альберта в Лондоне и, наконец, экспозиция в Берлине позволяют воссоздать внутреннее убранство храма следующим образом. На золотом фоне апсиды безбородый Христос в пурпурном плаще и гиматии опирался на длинный крест и держал Евангелие, раскрытое на словах: «Видевший Меня видел Отца. Я и Отец – одно» (Ин 14: 9 и 10: 30) – но с той интереснейшей правкой (именно интереснейшей самой по себе – однако же, кто-то был столь смел, чтоб подправить слова Господа – умопомрачительно!), что было изменено время глагола, так что получалось: «Видящий меня – видит и Отца». Так прошедшее изменяется на вечное!!! Смысл этих речений, свидетельствующих о единосущности Отца и Сына, ясно показывал несостоятельность ариан, уничижавших Сына по сравнению с Отцом – тем она и важна в историческом смысле, что отражала насаждение идеологии победившей православной Византии среди руин погибшего арианского готского королевства. Кратко добавим, что по обе стороны от Христа предстояли архангелы Михаил и Гавриил в белых одеждах с зеленовато-голубым отливом и с золотыми жезлами в руках; все трое стояли на лугу, усыпанном белыми лилиями и красными цветами (в трактовке В.Н. Лазарева, первые обозначали невинные души, а вторые – кровь мучеников, пролитая за Христа); на арке Агнец символизировал Христа, а 12 голубей – апостолов. В центре арки – уже более привычный нам образ Христа, так сказать, византийского – сурового, длинноволосого и длиннобородого, с крещатым нимбом, в пурпурно-золотом одеянии, с закрытым Евангелием и благословляющего. Его окружали увенчанные нимбами архангелы с копьем и тростью – орудиями страстей (по Лазареву, Рафаил и Уриил, по Редину – один из них Михаил), а за архангелами стояли 7 ангелов чином попроще, без нимбов, с белыми повязками в каштановых волосах: они трубили в золотые рога, предвещая Страшный суд.

Слева от арки – молодой каштанововолосый св. Косьма, справа – пожилой, с короткой седой бородой Дамиан. Эти двое святых врачей-бессребреников были особо почитаемы Юстинианом, так как он считал, что получил от них исцеление. Для разъяснения этого вопроса обратимся к очередному сочинению Прокопия Кесарийского, на этот раз – «О постройках». Он неоднократно упоминает о строительстве Юстинианом храмов в память свв. Косьмы и Дамиана; во-первых – в самом Константинополе, в заливе Золотой Рог, на месте более раннего (здесь же излагается и причина этого особого почитания василевсом этих святых): «На краю этого залива, на высоком, почти отвесном месте, издревле стоял храм, посвященный Косьме и Дамиану. Когда император Юстиниан как-то был тяжко болен и казалось, что он умирает, к нему, покинутому врачами, так как все равно, думали они, он является трупом, явились в видении эти святые и сверх всякого ожидания и человеческого вероятия спасли его, поставили на ноги. Воздавая им мудро признательность, насколько и чем это возможно для людей, он переделал и переустроил все прежнее здание их храма, бывшее некрасивым, бедным и недостойным таких святых, сделав храм блестящим и красотой и величиной, дав ему много света, и щедро посвятил им многое, чего раньше тут не было. Все те, которые бывают подвержены болезням более сильным, чем искусство врачей, отказавшись от человеческого лечения, прибегают к единственной оставшейся у них надежде: сев на барку (египетское судно), они плывут по заливу к этому храму. И при самом уже начале своего плавания они видят перед собою этот храм, стоящий как на акрополе, вознесенный благодарностью императора и дающий им возможность ласкать себя надеждой, исходящей отсюда». Надо полагать, Прокопий, говоря об опасной болезни Юстиниана, имеет в виду страшную четырехмесячную чуму, поразившую Константинополь в 542 г.: тогда за день умирали от 5000 до 16 000 жителей, и сам василевс был также поражен чумой, но выздоровел. Затем Прокопий пишет о «строительных благодеяниях» Юстиниана сирийскому городу Кир: «…император Юстиниан, одновременно проявляя заботу о жизни государства и особенно почитая святых Косьму и Дамиана, тела которых покоились поблизости