выводят общее число переселенцев – 400 000). По вероисповеданию лангобарды в те времена были арианами, хотя и язычество среди них сохраняло сильные позиции. Интересна этимология названия племени – это не исконное самоназвание лангобардов, именовавшихся виннилерами или виннилами, а данное им прозвище, которое переводится либо как «имеющие длинные топоры» (см. родственное слово «алебарда»), либо как «имеющие длинные бороды». Казалось бы, ничего особенного, косматость варварам вроде свойственна, однако под этим определением подразумевались варварские женщины: якобы, идя в бой вместе с мужчинами, они связывали свои длинные волосы под подбородками, то ли чтобы страху нагнать, то ли чтобы врагу казалось, что против него воюют так много мужчин (искаженно, в виде легенды, эта информация приводится Павлом Диаконом). По крайней мере, когда на рубеже двух эр лангобарды впервые столкнулись с римлянами, историк Веллей Патеркул (ок. 20 г. до н.э. – после 30 г. н.э.) отметил, что лангобарды – более дикие, чем сама германская дикость.

Словно вышедший из берегов поток, лангобарды (а также примкнувшие к ним саксы, свевы и иные германские племена) стремительно захватывают Италию (несмотря на кровожадность и жестокость лангобардов, им охотно помогало местное население, включая как остатки готов, так и греко-латинскую бедноту), оставив в распоряжение византийцев лишь жалкие остатки: небольшой «островок» вокруг Равенны, связанный двумя тонкими «перешейками» с противоположным побережьем и полунезависимым от Византии папским Римом, «носок» и «каблук» знаменитого итальянского «сапога» и острова – Сицилию, Сардинию и Корсику. Фактически равеннский экзархат ограничивается Равенной и двумя Пентаполями – Морским (по побережью Адриатического моря) и Внутренним (примыкающим к Морскому). Первый включал цепь городов на побережье, тянувшихся от Равенны в сторону «итальянского каблука» – Аримин (Римини), Пизавр (Пезаро), Фан (Фано), Сену Галльскую (Сенигаллию) и Анкон (Анкону). Во второй входили: Эзиум (Иези), Кале (Кальи), Игувиум (Губбио), Форум Семпронии (Фоссомброне) и Урбин (Урбс бина, Урбино), к которым был еще присоединен оставшийся без учета Ветус Ауксим (Озимо). Также вне Пентополей остался за византийцами Форум Ливия (Форли). Еще много лет Византия будет упорно цепляться за эти земли, которые в силу объективных исторических причин уже будут стремиться к обретению независимости – в истории останутся борьба местных архиепископов с римскими папами за влияние на паству, а также мятежи против имперской власти Константинополя равеннских экзарха Элефтерия (619 г.), хартулария Маврикия (642 г.) и экзарха Олимпия (650—652 гг.) – пока, наконец, лангобарды все же не осилят экзархат в середине VIII в. Однако долгое сохранение там византийской – «ромейской» – власти вкупе с пережитками античной Римской империи привели к культурно-этническому обособлению этого региона от остальной резко варваризировавшейся Италии, оттого и пошло название провинции – Романья, то есть «земля римлян». Интересно при этом упомянуть, что московские великие князья и цари любили сладкое итальянское – «фряжское» – вино на своих застольях, и называлось оно не иначе как… романея. То самое любимое красное сладкое вино Ивана Грозного из Эмилии-Романьи автор в 2014 г. так вот запросто обнаружил в одном из супермаркетов Римини все под тем же историческим названием – Romagna… Но вернемся к началу лангобардского нашествия.

Преемник Нарсеса Лонгин попал просто в невыносимое положение – хуже того, в котором очутился Велизарий в свое «второе пришествие», ибо у Лонгина совсем не было ни денег, ни войск: он просто получил назначение из Константинополя, и все. Не имея ни казны, ни армии, он мог только наблюдать за тем, как новый враг завоевывает Италию. Агнелл пишет: «Вся Италия была в величайшей степени потрясаема скорбями. В те времена в Цезарее, около Равенны, префект Лонгин соорудил частокол наподобие стены из-за страха перед язычниками».

Альбоин вошел в Венетий, взял Верону и иные города. В Форуме Юлия (Чивидале) Альбоин посадил герцогом Гизульфа (или его отца Гразульфа), и это фриульское герцогство стало одним из сильнейших квазигосударственных лангобардских образований. По замыслу Альбоина, оно должно было ограждать его новые владения от удара из-за Альп. Взяв Медиолан, Альбоин на 3 года был задержан под Тицином доблестью его защитников. В ярости он поклялся истребить там все живое, но, когда голод заставил осажденных сдаться, Альбоин сменил гнев на милость. Позднее Тицин (уже как Павия) станет столицей лангобардского королевства, однако в начале завоевания у лангобардов не было какой-то определенной столицы; Альбоин любил Верону, где подолгу жил во дворце Теодориха. Пали Мантуя, Модена, Болонья, Форум Корнелия, Петра Пертуза… А потом случилось прелюбопытнейшее событие, одной из центральных фигур которого стал равеннский префект Лонгин, а второй – гепидка Розамунда, жена Альбоина, взятая королем «с бою».

Поистине шекспировский размах страстей и преступлений заставляет попристальнее вглядеться в этот исторический эпизод 572 г. О нем нам рассказывают как минимум пять авторов разных времен. Ближайший по времени – галло-римлянин Григорий Турский (VI в.). Он краток и повествует несколько скомкано и иначе, чем общепринято – впрочем, то, как он извратил историю Амаласунты, заставляет отнестись к его изложению с недоверием – может, он и слышит звон, да не знает, где он. Второй автор – Павел Диакон (VIII в.), который, как лангобард, был очевидно более сведущ в лангобардских же делах; кроме того, его версию рассказа в целом подтверждает (хотя с вариациями, но зато и с большими подробностями) третий автор, наш излюбленный Андреас Агнелл Равеннский (IX в.), чей авторитет, конечно, непререкаем; кроме того, как равеннец, он тоже мог знать многое, ныне нам уже неизвестное. Наконец, небольшое сообщение Сигеберта из Жамблу (XI—XII вв.) показывает, что и в то время эта древняя история пользовалась вниманием и популярностью, равно как и во времена Возрождения – Никколо Макиавелли (XV—XVI вв.) ничего особо нового не сообщает, хотя излагает все довольно подробно; чтоб не утомлять читателя одним и тем же сюжетом, сего коварного флорентийца мы цитировать практически не будем, за исключением пары фраз. Итак, начинаем.

Григорий Турский, «Деяния франков» (книга 4, глава 41): «Альбоин же, король лангобардов, женатый на Хлодозинде, дочери короля Хлотаря, покинул свою страну и со всем племенем лангобардов устремился в Италию. После того как войско было собрано, лангобарды с женами и детьми отправились в путь, намереваясь остаться там. Когда они пришли в эту страну, то скитались по ней в течение семи лет, грабили церкви, убивали епископов и подчинили страну своей власти. После смерти Хлодозинды Альбоин женился на другой, отца которой он убил незадолго до этого. Поэтому она всегда ненавидела мужа и выжидала случая отомстить за оскорбления, нанесенные ее отцу. Случилось так, что она воспылала страстью к одному из слуг и отравила мужа ядом. После смерти Альбоина она ушла с этим слугой, но их схватили и умертвили обоих. Затем лангобарды поставили над собой другого короля».

Павел Диакон, «История лангобардов» (книга 2, главы 28—31): «Альбоин, после трех лет и шести месяцев правления в Италии, погиб в результате заговора своей супруги. Причина же его убийства была следующая. Однажды в Вероне Альбоин, веселясь на пиру и оставаясь там дольше, чем следовало бы, приказал поднести королеве бокал, сделанный из черепа его тестя, короля Кунимунда, и потребовал, чтобы она весело пила вместе со своим отцом. Пусть никому не покажется это невероятным – клянусь Христом, я говорю сущую правду: я сам однажды, в какой-то праздник, видел этот бокал в руках короля Ратхиса, когда он показывал его своим гостям. И вот когда Розамунда осознала это, сердце ее поразила жгучая обида, которую