незаурядным политиком. Это практически означало, что он осуществлял теперь юрисдикцию не только над теми диоцезами, которыми равеннский престол управлял с V в. на правах викариата, но и над диоцезами Миланской архиепископии и Аквилейской патриархии, где престолы занимали схизматики (т.е. раскольники по поводу «Трех глав». – Е.С.). Вскоре архиепископ Максимиан получил от императора паллиум. Это облачение на Востоке носили лишь патриархи, а в Италии – папы и (в V в.) епископы Остии. Право ношения паллиума давало равеннскому архиепископу исключительный статус в Италии… При Максимиане в Восточной Италии развернулось широкое церковное строительство, которое было бы невозможно без поддержки императора. Знаком преданности Максимиана Юстиниану I и намеком на личное знакомство с государем стало мозаичное изображение в церкви Св. Виталия: император в окружении придворных рядом с архиепископом Максимианом. Следующий равеннский архиепископ Агнелл (556—569 гг.) еще сильнее укрепил связи своей кафедры с Константинополем. При нем архиепископия получила в дар все имущество готской арианской церкви. В освященном им храме Мартина Исповедника (бывшей дворцовой церкви Теодориха. – Е.С.) также было помещено изображение архиепископа рядом с императором. Беспрецедентное усиление равеннской Церкви вскоре стало вызывать все большее беспокойство у наместника св. Петра и послужило причиной ряда конфликтов».

Но об этих и иных конфликтах, сотрясавших Равеннский экзархат во весь период его существования, мы поговорим уже в следующих главах.

Глава 9

Равеннский экзархат: от королевы Розамунды до церковной автокефалии

Как помнит читатель, византийское завоевание Италии было завершено в 565 г. с разгромом венетийских франков и ликвидацией последних мелких отрядов готов. Нарсес, лишенный мужских радостей, предавался мздоимству и выкачиванию средств из без того нищей страны (как ему это удавалось?). По крайней мере об этом пишут и Агнелл («и патриций Нарсес умер в Риме (в 574 г. – Е.С.), совершив много побед в Италии, с разграблением всех ее жителей-римлян, и упокоился во дворце; он умер на девяносто пятом году своей жизни»), и Павел Диакон в «Истории лангобардов» («Нарсес одолел и уничтожил весь народ готов и таким же образом победил и остальные… собрав притом огромное количество золота и серебра наряду с другими богатыми сокровищами»). Далее второй автор пишет, что от этого обогащения евнуха «…возникла к нему со стороны римлян, за которых и против чьих врагов он был так деятелен, великая неприязнь». И Павел Диакон передает как достоверное известную сплетню об опале Нарсеса, который в отместку за это призвал в Италию варваров-лангобардов (она оказалась настолько живучей, что ее отобразил в труде «История Флоренции» даже Никколо Макиавелли (1469—1527 гг.), однако мы обратимся к автору более древнему): «Они (римляне. – Е.С.) оклеветали его перед императором Юстинианом (здесь ошибка, тогда правил Юстин II; кто ее допустил, автор или анонимный переводчик Thietmar с сайта “Восточная литература”, сложно сказать: в переводе Ю.Б. Циркина, изданном в 2008 г. и использованном для сверки, сказано правильно – Юстин, однако, как далее убедится читатель, анонимный перевод Thietmar’а (с использованием фрагментов перевода Т.И. Кузнецовой) все же точнее, отчего и сделан выбор в его пользу. – Е.С.) и его супругой Софией и вымолвили слова: “Для римлян было бы действительно лучше, платить налоги готам, нежели грекам, где повелевает евнух Нарсес и держит нас в тягостном рабстве. Наш милостивейший государь не знает этого: но или освободи нас из его рук, или будь уверен, мы отдадим град Рим и нас самих язычникам”. Когда это дошло до слуха Нарсеса, то он кратко возразил: “Если я плохо обходился с римлянами, то я тоже нахожу это плохим”. И этим император был настолько разозлен на Нарсеса, что он немедленно послал в Италию Лонгина, чтобы тот занял место Нарсеса. Нарсес сильно устрашился этой новости и боялся, в особенности императрицы Софии, настолько, что не решался возвратиться в Константинополь. В частности, она, как будет рассказано, передала ему, что он, будучи евнухом, будет причислен к девицам в женским покоям для ежедневного прядения шерсти. Он же на это дал ответ, что хочет прясть такую пряжу, которую не сможет закончить при ее жизни (намек на призвание лангобардов. – Е.С.). После этого он из страха и ненависти уехал в Кампанию, в город Неаполь, и выслал вскоре после того посланцев к народу лангобардов с приглашением покинуть свои бедные поля в Паннонии и войти во владение Италией, обильной всеми богатствами, одновременно послал он различные виды фруктов и других изделий, которыми богата Италия, дабы еще более раздразнить их желание прийти. Лангобарды радостно приняли доброе и желанное приглашение и строили большие планы и надежды на будущее. Сразу же в Италии явились жуткие знаки, огненные ряды войск появлялись на небесах как предзнаменование великой крови, которая прольется в будущем».

Итак, повторим, что здесь нет ни слова правды, кроме, пожалуй, самого факта – всего три года Италия наслаждалась относительно мирной жизнью (и то 566 г. был омрачен страшной эпидемией чумы), после чего на нее нахлынул поток новых завоевателей, и в принципе византийцы даже не смогли воспользоваться своей победой над готами: Равеннский экзархат, созданный ими, фактически пребывал в многолетней агонии, пока лангобарды все-таки не поставили точку в его существовании, взяв Равенну (751 г.). Итак, реабилитируя Нарсеса, надо разобраться, почему и откуда на Италию свалилась эта новая беда.

Полагаем, ответ нам дал уже Прокопий Кесарийский, описывая, как Нарсес, собирая целую варварскую орду на деньги Юстиниана для победы над готами, привлек в числе прочих и лангобардов: «Король лангобардов Аудуин, побужденный к этому со стороны императора Юстиниана большими денежными подарками, и, во исполнение договора о союзе, послал ему в качестве союзного отряда лучших воинов, отобрав из своих приближенных две тысячи пятьсот человек, за которыми в качестве служителей следовало больше трех тысяч воинственных бойцов». После победы над Тотилой, однако, Нарсес «…стал все приводить в порядок. Прежде всего, желая избавиться от сопровождавших его лангобардов, производивших недостойные насилия (кроме прочих беззаконий в своей жизни, они поджигали дома, которые встречали на своем пути, и насиловали женщин, убегавших и скрывавшихся под защиту храмов), он наградил их богатыми денежными подарками и позволил вернуться домой, а Валериану и своему племяннику Дамиану велел идти с ними вплоть до границ Римской империи, чтобы во время обратного похода они не причинили кому-нибудь зла» (та же информация – у Павла Диакона, правда, изложенная с лангобардской точки зрения, без кровавых и прочих эксцессов). Надо полагать, именно этот «экспедиционный корпус», вернувшись к своим, поведал о чудесной стране, которую будет не так уж сложно завоевать ввиду истощения обеих воюющих сторон.

Павел Диакон (сам, кстати, по происхождению лангобард) называет конкретную дату начала вторжения: «Лангобарды, оставив Паннонию, отправились с женами, детьми и со всем имуществом в Италию, чтобы овладеть ею. Прожили они в Паннонии 42 года и вышли оттуда в апреле, в первый индиктион, на другой день Святой Пасхи, которая по вычислению в том году пришлась на календы апреля (т.е. 1-е число), в 568 год воплощения Господа» (иногда вторжение лангобардов тоже ошибочно датируется то 567, то 569 г.; явно этому завоеванию предшествовала отставка Нарсеса – 567 г., – что и зафиксировано в приведенной выше сплетне о том, что Нарсес отомстил за свою отставку императрице Софии). Вел новую орду король Альбоин (ок. 526 – ок. 572 гг., правил с 566 г.), незадолго до того разбивший племя гепидов (считается, что одних воинов у Альбоина было 80 000, отсюда