Я встаю. Кай выпрямляется передо мной, как приговоренный перед расстрелом.

– Что происходит в твоих снах, Кай? – спрашиваю я. – Что происходит, когда Убийца Чудовищ тебя находит?

Он вздрагивает.

– Я умираю.

– А потом?

Он качает головой, не в силах понять, к чему я клоню.

– Что потом? – повторяю я нетерпеливым голосом.

Потому что такова моя идея. Дурацкая, болезненная идея. Но если она сработает…

Я смотрю, как на его лице появляется понимание.

А потом ужас.

Он сглатывает, напрягая сухожилия на шее. Глаза лихорадочно мечутся в поисках другого выхода. Любого выхода.

Затем он закрывает глаза, придя к тому же выводу, что и я. Когда он их открывает и снова на меня смотрит, в них уже нет ни малейших признаков серебра. Они вновь стали карими, как я и предвидела.

Я вынимаю «глок» из кобуры и оглядываюсь на Нейзгани. Он смотрит на меня с любопытством. Но не вмешивается и держится довольно далеко. Так далеко, что если я наклонюсь к Каю и скажу ему что-нибудь, то Нейзгани меня не услышит.

– Ты был прав насчет меня, Кай, – шепчу я тихо и настойчиво, – я больше чем убийца. Мне кажется… Я думаю, это стоит попробовать. – Мой взгляд падает на шрам возле моего сердца. – Иначе он меня не отпустит. И не отпустит тебя.

– Если я выживу, а ты нет, то я все равно умру.

Я стучу по сумке с кольцами, чтобы напомнить ему о нашем плане.

– Тебе кажется, что я не справлюсь? Я ведь могу и обидеться.

Я улыбаюсь, но на самом деле мне не до шуток.

– Обрети же хоть немного веры.

Лицо Кая становится призрачным и лихорадочным. Он смотрит на меня целую вечность. Его тело сотрясает дрожь. Наконец он вытягивает руки в стороны, показывая, что сдается.

– Теперь у меня есть вера.

Я отступаю на три шага назад. Поднимаю пистолет. К’ааханаании молчит, не предлагая ничего, что могло бы облегчить ситуацию. Впрочем, облегчить ее невозможно ничем. Но рука моя тверда, а цель верна.

– Пришло время умирать, Кролик, – шепчу я.

И немедленно всаживаю в его сердце пулю.

Кай оседает и падает на землю с отвратительным стуком.

Издав мучительный крик, Клайв вырывается вперед и бросается на меня. В его руке охотничий нож, который я раньше не замечала. Я отступаю назад, и он промахивается. Нейзгани уже рядом, он обрушивает рукоять меча на уже раненную голову Клайва. Рыжий обмякает и растягивается рядом с телом Кая.

Тишина. Абсолютная тишина окружает нас. Земля содрогается. Где-то вдалеке гремит гром.

Хастиин и остальные смотрят на нас во все глаза. Я не знаю, насколько много им удалось услышать. И поняли ли они хоть что-нибудь.

А потом Нейзгани начинает смеяться. Это громкий, радостный звук, способный пробудить душу самого Бога Солнца.

– Ты не перестаешь меня удивлять, Чинибаа, – задумчиво говорит он, толкая тело Кая носком своего мокасина. – Я и забыл, насколько сильна твоя тяга к кровопролитию. Но его смерть только к лучшему. То, что Кошка рассказывала мне о его силе, предвещало невероятный хаос.

– Да, наверное… – Я стараюсь говорить так, словно мое сердце не разбито; словно мне не хочется выблевать свои кишки, глядя на Кая, лежащего в грязи с дырой в области сердца и сочащейся из тела кровью.

Точно так же, как в моих кошмарах.

Я больше не могу здесь оставаться. Мне нужно двигаться. Я иду вперед, не имея понятия куда. Просто… прочь отсюда. Нейзгани следует за мной. Он касается моей руки, и я наконец останавливаюсь. Меня колотит дежавю, как долбаный молоток. Мы снова на Черном Плато. Снова там же, где были раньше, – с другими телами у моих ног. С другой человеческой кровью на руках.

– Ты думала, почему я поцеловал тебя, Чинибаа? – спрашивает он. – Там, в бойцовской яме. Ты ведь даже не спросила.

Я поворачиваюсь. Он слишком близко. Его глаза хранят все тайны мира. Губы почти касаются моих. Я сглатываю внезапную влагу во рту, борясь с головокружением. Руки трясутся. От желания или ужаса – даже не знаю.

– Я… я… – жалко заикаюсь я.

Он пахнет молнией – теплом и озоном. Силой. Я цепляюсь за память о Кае. За прохладные горные воды и целебное спокойствие. Но теперь эта память треснула. И щель стала достаточно широкой, чтобы впустить в нее Нейзгани.

Он яростно шепчет:

– Потому что в тот момент ты была великолепна. Я увидел тебя. Я разглядел тебя. И я этого никогда не забуду, Чинибаа – «Девушка, которая выходит на бой».

Его ладонь касается моей щеки, чуть ли не обжигая.

Я помню поцелуй на арене: жесткое прикосновение его губ к моим, острый медный привкус от крови и железный – от оружия.

– Ты вкусил смерть, – шепчу я.

Он усмехается – дико, но до боли красиво.

– Как и ты, Чинибаа. Мы разделили его оба, этот вкус смерти. И я больше не буду в этом сомневаться. – Он касается того места под моим сердцем, где осталось его клеймо. – Отныне ты принадлежишь мне.

Он делает шаг назад и протягивает мне руку.

Я понимаю, что еще не все потеряно. Я могу взять его за руку и присоединиться к бойне. Могу забыть о Кае и своем безумном плане. Могу снова надежно укрыться под крылышком Нейзгани и остаться его любимицей. Снова почувствовать его губы. Обещание совместного будущего такое дразнящее. Эта мысль так заманчива, что у меня кружится голова.

Но есть кое-что еще, чего я хочу больше, чем Нейзгани. Даже больше, чем Кая.

Я не беру его за руку. Вместо этого жестом приглашаю идти вперед.

Когда он поворачивается ко мне спиной, я снимаю с пояса сумку, в которой хранятся наайее атс’ос. Разрываю шнурки и вытаскиваю кольца. Они точно такие, какими я их помню. Не тяжелые и не легкие, покрытые перьями и слегка теплые на ощупь. Увидев их, я начинаю думать, что моя идея еще более безумная, чем мне казалось, но другого шанса у меня нет. Я растягиваю радужно-пернатое кольцо так, чтобы оно стало подходящего размера.

Нейзгани все еще стоит ко мне спиной. Я начинаю двигаться прежде, чем успеваю передумать. Протягиваю руку, помещаю кольцо над его головой и отпускаю. Оно тут же закручивается вокруг его шеи. Я зачарованно смотрю, как кольцо быстро сжимается вокруг его горла.

Затем делаю шаг назад, держа «глок» наготове. Смотрю, не отнимая пальца от спускового крючка. Я знаю, что даже с такого близкого расстояния мой пистолет не убьет его, но хотя бы замедлит. И это просто смешно. Даже если он станет двигаться медленнее, это просто отсрочит мою неминуемую смерть, потому что он наверняка захочет убить меня за такое предательство. Нет, это должно сработать. Так или иначе.