Он оступается и поворачивается ко мне. Он тянется руками к обручу, сжимающему ему горло, и меч со звоном падает на землю. Его ноги подкашиваются, ему приходится балансировать одной рукой, чтобы не упасть. Он хмурится, в замешательстве подняв брови.

Я быстро обхожу его по широкой дуге, расставляя кольца на правильных местах. Восток, север, запад и юг. Дрожь сотрясает его тело, когда я кладу последнее кольцо, и он падает на колени, будто его тянут вниз невидимые веревки. Он пытается схватить меня судорожно сжимающимися пальцами, но я легко выхожу из зоны его досягаемости. Его голова никнет, словно он более не в силах ее поднять.

– Что это такое? – хрипит он и кашляет, когда длинные волосы цвета воронова крыла рассыпаются по земле.

– Мне очень жаль… – с трудом произношу я.

– Что ты со мною сделала?

Он беспомощно обвисает, а я тем временем оттаскиваю его молниеносный меч подальше. Клинок легкий, как свобода, и тяжелый, как горе, но рукоять ложится в мою ладонь вполне удобно, словно его выковали специально для меня. Я убираю пистолет в кобуру и покрепче обхватываю меч на тот случай, если Кай ошибся и мне придется рубить голову.

– Чинибаа, – бормочет он, запинаясь. Взгляд ониксовых глаз мечется между мной и мечом. – Ты предаешь меня? – В его голосе слышится недоверие. – Но ты же убила его ради меня. Что ты теперь творишь?

– Я не уверена, – шепчу я, – но, кажется, ты был прав. В твоем поцелуе я почувствовала только смерть. А я хочу бо́льшего, Нейзгани. Я хочу жить. И любить. Такой любовью, которая не подразумевает желания убивать.

Его брови хмурятся, словно я несу какую-то чушь. Что ж, может, и так.

– Ты не сможешь удерживать меня вечно. Когда я освобожусь, тебе придется ответить за то, что ты сделала. – Он начинает вырываться, все сильнее сопротивляясь сдерживающей его силе, но тщетно. Наайее атс’ос постепенно вытягивают из него силу. – Вспомни, сколько я сделал для тебя, – шипит он, и его голос становится злобным от отчаяния. – Я сотворил тебя такой, какая ты теперь есть.

– Я знаю. К лучшему это или к худшему, но я знаю. – Слова Ма’йи теперь доходят до меня. – Но теперь мне нужно спасти маленькую девочку.

– Какую еще девочку? – выплевывает он. – Ты предпочла мне пятипалую девочку?

Я дотрагиваюсь до клейма и вспоминаю ту девочку на хребте у форта Дефайанс, которая потеряла свою нали и с тех пор потерялась навсегда.

– Да, наверное, так и есть.

Его крики обрушиваются на меня, как последние усилия умирающего урагана, когда он начинает погружаться в землю. Я гляжу, как почва расступается вокруг него и засасывает его вниз. До лодыжек, до колен, по грудь. Она обтекает его, как зыбучий песок.

Я отворачиваюсь. Я больше не могу на это смотреть.

Я жду, пока не стихают все звуки, и остается единственный – ветер, дующий над плато. Я говорю себе, что так будет лучше, но сейчас мне не стало лучше. Мне по-прежнему очень плохо.

Щелчок предохранителя привлекает мое внимание. Я оборачиваюсь.

Передо мной стоит Рисса и целится в меня из «AR-15».

– Тебе лучше уйти, – говорит она глухим голосом.

– Что?

Ее лицо мрачно, одежда окровавлена и оборвана, а глаза красны. Она бросает взгляд вбок – на бесчувственное тело брата, лежащее рядом с Каем.

– Тебе здесь больше не рады, Убийца Чудовищ.

Я недоверчиво смотрю на нее:

– Но я же его остановила. Он собирался всех вас убить.

– Я не знаю, что собирался делать Нейзгани. Я вижу только, что сделала ты.

– И что я сделала? Я ведь…

Внезапно до меня доходит. Она думает, что я хладнокровно застрелила Кая. К’ааханаании начинает напевать о смерти Риссы. Но я не хочу убивать дочь Грейс. Она просто не понимает.

– Кай спас тебе жизнь, – говорит Рисса твердым от отвращения голосом. – Я была там, когда тебя привезли с арены. Видела, что он сделал. То, чем пожертвовал. И вот этим, черт возьми, ты ему отплатила!

– Но я не… – Я проглатываю свое негодование, напоминая себе, что это временно, что я должна верить в то, что Кай проснется и найдет меня.

И тогда Рисса будет должна мне чертовски много извинений.

– Уходи! – кричит она. Ее палец дрожит на спусковом крючке, по лицу стекает пот. Я понимаю, что она, должно быть, чувствует К’ааханаании, даже если не знает точно, что это такое. – Я отпущу тебя за то, что ты для нас сделала. Но если увижу еще хоть раз, ты умрешь.

– Можно подумать, ты сможешь меня убить. – Слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю подумать.

Она мрачно кивает:

– Ты права. Может, и не смогу. Как раз будет повод проверить.

Я замечаю Хастиина, наблюдающего за нами со стороны. Но он не предлагает помощи. Он тоже думает, что я убийца.

Я кладу молниеносный меч Нейзгани на плечо и иду к грузовику. Рисса не пытается меня останавливать. Просто следует за мной на расстоянии прицельного выстрела. Мои силы кланов нашептывают различные способы ее убийства, но я их подавляю. Сажусь на водительское сиденье. Кладу меч на оружейную полочку.

Рисса стоит снаружи. Я закрываю дверь, чувствуя ее пристальный взгляд. Поворачиваю ключ в замке зажигания.

– Только не зарывай его в землю, хорошо? – говорю я ей. – Ты не знаешь всего. Просто дай ему шанс.

Рисса не подает виду, но я точно знаю, что она меня услышала.

Я бросаю последний взгляд назад – туда, где стоял Нейзгани. Теперь на этом месте нет ничего, что выделяло бы его как особенное. Поднявшийся ветер поднимает пыль с земли.

Я трогаюсь с места.

Прошло четыре дня.

Я сижу на краю скалы, откуда открывается вид на мой трейлер. Закат пятого дня окрашивается в яркие красные, оранжевые и алые оттенки. Осиновая роща неплохо прикрывает меня от любопытных глаз. А еще здесь прохладно. После того как я покинула Черное Плато, мне пришлось немного побыть вдали от людей. Я жила в горах, питаясь только теми остатками еды и воды, которые возила с собой. В конце концов жажда погнала меня вниз, в Хрустальную Долину, и вот я торчу уже несколько часов на этом выступе и до сих пор не решаюсь спуститься с холма к своему трейлеру.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что с тех пор, как я покинула свой дом, в нем кто-то побывал. Потом мне показалось, что я уловила отблеск жемчужной пуговицы и разглядела узловатую коричневую руку, отодвигающую занавеску. Но если я ошиблась и в трейлере нет Таха, то горе, скорее всего, поглотит меня целиком. А если я права, то как мне рассказать ему о Кае? Так что я остаюсь сидеть на месте, на этом чертовом гребне. Вне поля зрения.

Мои собаки живы-здоровы. Самая маленькая – единственная выжившая из своего помета – лежит, свернувшись калачиком, у моих ног. Остальные разбежались кто куда. Охотятся, патрулируют округу или заняты каким-нибудь другим собачьим делом. Но эта единственная остается со мной.