– Невелика честь, – отрезал Превер. Выдержав неловкую паузу, он продолжил: – Во всех трех случаях кандидат подменял своих руководителей, повинуясь королевскому приказу.

– Вы сняли у меня с языка, доктор, – улыбнулся Тибо.

– Я польщен, сир. По моему разумению, кто угодно, в ком есть толика здравого смысла, сделал бы на месте кандидата то же самое. А значит, господин Корбьер был отстранен несправедливо. Что, к сожалению, не меняет факта отсутствия практики.

– К сожалению, да, доктор, – признал Тибо. – Но если я представлю вам свидетелей, видевших, как он исполняет врачебные обязанности, сможем ли мы установить по их показаниям, достаточно ли практики получил кандидат?

– Полагаю, что да, сир, при условии, что свидетели пребывают в здравом уме, показания их искренни, а названные действия будут достойны упоминания и достаточны по продолжительности.

– Все свидетели в здравом уме, даю вам свое слово, – заверил Тибо, бросив беглый взгляд на адмирала, который улыбался как болванчик. – Они принесут присягу прямо в вашем присутствии.

При этих словах в руках Манфреда тут же возникла корона, на которой мировой судья велел каждому свидетелю поклясться.

– Итак. Начнем в хронологическом порядке, – предложил Тибо. – Здесь находится бортовой врач «Изабеллы», судна, на котором господин Корбьер провел девятнадцать месяцев в роли фельдшера.

По знаку короля Микроб вышел вперед. Долгое время он был самым суровым критиком всего, что делал Лукас, и Тибо приготовился держать его в узде.

– Мик… э-э, Мариус, вы можете подтвердить, что на море из-за вахт фельдшеру нередко случается работать в одиночку?

– Да, сир, так точно. Доктору тоже надо когда-то вздремнуть.

– И не могли бы вы описать нам, какие проблемы со здоровьем обычно возникают у моряков?

– Да, сир. Порезы, переломы, вывихи, смещения суставов, грыжи, зубные нарывы, обморожения, ожоги, различные инфекции, кожные болезни, обезвоживание, разрывы мышц и сухожилий, запоры, вздутие…

– В общем, полный набор, – прервал его Превер. – И кандидат справлялся со своими обязанностями во всех этих сферах?

– Должен признать, что да, доктор, – уступил Микроб, поправляя очки на крючковатом носу.

– Адмирал Дорек также может это подтвердить, – прибавил Тибо. – Он руководил экипажем. Адмирал?

Адмирал пригладил лысину. Он бесконечно долго смотрел на Лукаса, не говоря ни слова. Тибо уже начал жалеть, что призвал его в свидетели, но тут адмирал заговорил:

– Корбьер был образцовым фельдшером. Да, всем фельдшерам в пример. Да к тому же всегда являлся по первому зову, великолепно орудовал шваброй, неплохо шил, ловко обращался со шкивами и хорошо следил за парусами.

– Спасибо, адмирал, – сказал Тибо. – Еще он, кажется, реанимировал тонувшего.

Это воспоминание, видимо, было приятным, потому что адмирал вспомнил все в деталях:

– Да, сир, все верно. Спас Марселина, марсового с фок-мачты. Фельдшер Корбьер откачивал его на дне шлюпки. Я наблюдал за ним с борта. Потом я отдал свою каюту юнге, она была вся мокрая.

– Все правильно, – кивнул Тибо. – Нужно также упомянуть, что кандидат производил ампутацию кисти руки.

– Ампутацию? – воскликнули Плутиш и Фуфелье.

– Дальше некуда! – присоединился Рикар.

– Лихо… – присвистнул Превер, дивясь кандидату все больше. – И кто же поручил ему такую операцию?

Микроб колебался: ему не хотелось говорить о поносе, из-за которого он был прикован к ведру. Вообще-то, он до сих пор не мог спокойно спать из-за того случая с гангреной.

– Мне нездоровилось… – начал он.

– Хирург был не в состоянии оперировать, – закончил за него Тибо, – но я могу лично подтвердить, что кандидат Корбьер действовал в крайне сложных условиях и пациент полностью восстановился.

Вдруг лицо адмирала просветлело.

– Там еще было одно туземское средство, да, сир? От юнги?

Тибо оборвал его:

– Этим открытием мы поделимся с доктором Превером позже.

Дорожка становилась скользкой. Еще чуть-чуть, и адмирал выдаст, как Эма тайно прокралась на судно, а Микроб, наверное, только и ждет повода рассказать об ошибке Лукаса (о зараженной культе и как плотник бился в агонии). Тибо решил сменить тему:

– Это что касается морского периода практики. Но кандидат отличился и на суше. Среди прочего я имею в виду ночь прорыва. Мариус, вы там были. У нас есть и еще трое свидетелей: Феликс, Лисандр и Шарль.

Все трое вышли вперед. Вспоминать о том дне было тяжело. С чего начать? Превер, у которого так и не отпустило шею, скрутился, стараясь поймать их в поле зрения.

Шарль прервал тишину в своей обычной манере:

– Когда нет слов – тогда молчат.

Челюсть его дрожала, почерневшее лицо стало еще темнее. Феликс сжалился над ним и заговорил сам:

– Та была еще ночка, господин доктор, ох, та еще! Второй такой не пережить. Лукас… э-э, кандидат Корбьер выкручивался как мог. Раненые валили к нему рекой, я так и носил их, охапками. Лисандр держал их за ноги, так, Лисандр?

Лисандр кивнул. Во рту у него стало горько, и на этот раз говорить он был не в состоянии. Превер был бы признателен, если бы его сперва ввели в курс дела, но тут Микроба вдруг прорвало, как плотину:

– Изуродованые, обожженые, конечности вывихнуты, обрублены, раздроблены. Кого вообще на кол посадило. Мы их латали, вправляли что могли, но это была жуть, настоящая жуть, никогда такого не видел, клянусь, никогда, а Лукас, он пахал не разгибаясь, сжав челюсти, работал быстро, толково, без колебаний, и это в темноте, а на следующую ночь, уже в бальной зале, снова корпел над ранеными без передышки, не ел, не спал, даже по нужде не бегал. Говорю, так все и было.

Микроб закрыл лицо руками, и плечи его затряслись от немых всхлипываний. Только что одна часть его существа призналась другой, что давно питает к кандидату Лукасу уважение. У Тибо тоже стоял ком в горле. Никто не решался описать ему ту ночь. Сто восемьдесят девять раненых – вот все, что он знал, а от визита в импровизированный госпиталь воспоминания у него остались самые смутные. Превер сидел на краю кресла, как воробей на ветке, и, впившись руками в трость, морщил лоб и усиленно пытался что-то понять.

– Но… куда именно вы прорывались?

– В лес. Короля искали, – ответил Феликс тоном, будто это само собой разумелось.

– Короля? Какого короля? – удивился адмирал.

Феликс показал пальцем на Тибо, обливавшегося под мантией потом. Превер удивился, почему двор Бержерака остался в неведении относительно такого важного события. Но двор Бержерака, как и весь остальной мир, много чего не знал о королевстве Краеугольного Камня. Однако в Тронном зале воцарилась настолько трагическая тишина, что старый врач не стал ни о чем расспрашивать. Секундой позже Тибо и сам закрыл тему: