Но в ушах стоял тихий звон, и нервы были на пределе. Я хочу тебе кое-что сказать.

– Он ведь сказал, что пойдет за кофе?

Джози кивнула, но прикусила губу. В предыдущие два раза он возвращался сразу, к тому же, когда она искала его снаружи, то проходила мимо кофейного автомата.

– Возможно, он пошел в туалет, – предположила Хелен, но вид у нее тоже был обеспокоенный.

Да, сказала себе Джози. Ну, конечно. Об этом она не подумала, нужно подождать его тут, он непременно появится.

В этот момент из реанимационного отделения вышли еще двое, в том числе молодая медсестра со светлыми волосами, которую Джози видела вчера. Она сделала жест в их сторону – у Джози екнуло сердце, она взглянула на Хелен, у той тоже на лице отразилась паника. Женщина в синем костюме, судя по ее уверенному виду – врач, кивнула и пошла им навстречу.

– В чем дело? – требовательно спросила Хелен.

– Это ведь с вами был мужчина, да?

Голос у нее был слишком ровным, слишком спокойным.

– Какой мужчина? – спросила Джози, хотя каким-то образом уже знала, о ком идет речь. Она поняла, что эта женщина искала именно их, что она говорит о Максе и ничего хорошего это не сулит. Ее пробил озноб.

– Макс Картер.

Она произнесла его имя так осторожно, что Джози захотелось шикнуть на нее.

– Да, – вместо этого чуть не выкрикнула она. – Произошел несчастный случай?

Может, он упал, принял слишком много болеутоляющих или еще что-нибудь? Она знала, что это не так, знала по тому профессиональному взгляду, каким смотрела на нее врач. Но ее тело отказывалось верить. Оно онемело, его бил озноб.

Врач посмотрела по сторонам. Находясь тут, сроду не подумаешь, что канун Рождества, отстраненно подумала Джози. Праздник никак не ощущается, как будто отмечать его неправильно, когда кругом столько смертей.

В приемном покое врач предложила им с Хелен присесть, но Джози отказалась.

– Что случилось? – шепотом спросила она. Ей требовалось знать. Прямо сейчас. Врач должна была ей сказать.

– Могу я узнать, кем вы приходитесь Максу?

– Я его… – Джози замолчала, стараясь подобрать верное слово. И поняла, что такого слова нет. Но врачу не нужны были детали. – Я его друг.

Врач кивнула со вздохом.

– Мне тяжело вам это сообщать, но он умер.

Джози недоуменно смотрела на нее. Это неправда. Это явно какая-то ошибка. Еще пять минут назад с Максом все было в порядке. Вчера он вместе с ней делал печенье, он приехал с ней в больницу. Ни с того ни с сего люди не умирают. У нее похолодело на сердце при мысли о том, что врач имеет в виду Мемо, потому что ее имя начинается на ту же букву, но потом Джози одернула себя, ведь так называла бабушку только она.

– Нет, – твердо сказала Джози. Голос у нее был уверенный. Она даже еще раз обвела глазами помещение, ожидая появления Макса с шутливым, одному ему понятным комментарием про ошибочную идентификацию.

– Что случилось? – шепотом спросила у врача Хелен, и Джози вздрогнула, поворачиваясь в ее сторону.

Ничего не случилось, хотелось сказать ей, потому что речь идет не о Максе.

– У него была аневризма сосудов головного мозга. Мы ничего не могли сделать. Он потерял сознание здесь, в приемном покое, но когда мы привезли его в…

– Нет, – повторила Джози. Но теперь ее голос был дерганым, незнакомым.

Врач посмотрела прямо ей в глаза.

– Вероятно, последние несколько часов у него сильно болела голова, но из-за опухоли он не придал этому значения.

Болела голова. Все куда-то отдалилось, когда прозвучали эти два слова. В ушах звенело, врач что-то говорила, но смысл сказанного не доходил до Джози. Это не взаправду. Это просто ужасный кошмар – возможно, она все еще в коттедже и по-прежнему спит в объятиях Макса.

Хелен крепко сжала ее руку. Оказывается, врач уже отошла в другой конец приемного покоя, а Джози этого не заметила. Она моргнула несколько раз, стараясь вернуться в реальность, а тем временем Хелен подвела ее к стулу и усадила.

– Опухоль мозга? – еле ворочая языком, повторила Джози.

Это было дикостью, никак не укладывалось у нее в голове, как кусочки пазла, которые не стыкуются, как ни старайся.

Хелен плакала. Хелен плакала. Джози смотрела, как слезы падают на ее верхнюю губу, как она утирает их рукавом. И эти слезы тоже казались ненастоящими.

– У него был рак, – сдавленным голосом произнесла Хелен.

– Нет, не было.

Потому что тогда она знала бы. Это не та вещь, о которой не рассказывают.

– Неизлечимый. Рак мозга. Он надеялся…

– Нет. – Но в горле нарастало давление. – Он сказал бы мне.

– Я думаю, он собирался, – мягко сказала она.

– Откуда ты знаешь? – требовательно спросила Джози.

– От него, – голос Хелен дрогнул.

Джози помотала головой. Что за дичь. Какой смысл говорить Хелен, а не ей?

– Но врач сказала – аневризма.

Это единственное, что ей оставалось – опираться на факты, на то, что было сказано однозначно. Потому что это дикость. Где он сейчас? Где? Если взаправду умер, тогда почему ей говорят об этом здесь? Почему не ведут к нему, чтобы она могла убедиться в этом сама?

– Я слышала. Но, возможно, он сам об этом не знал. Со слов врача получается, что это происходит внезапно. Думаю, он не ожидал, что это произойдет… сейчас. – Джози отчаянно мотала головой снова и снова, и комната поплыла перед глазами. – Послушай, – Хелен, руководствуясь лучшими соображениями, явно старалась, чтобы ее голос звучал, как обычно, – посиди тут, а я попробую разузнать все подробности.

Джози посмотрела на нее. К чему ей подробности? Если это правда, подробности не нужны.

Но вместо этого она сказала: «Хорошо». Голос у нее был деревянным, холодным и пустым. Он был не ее, и тело тоже сейчас было не ее, оно словно не принадлежало ей.

– И нам нужно позвонить… – Хелен посмотрела на Джози, покачала головой и смахнула слезы. – Я разберусь. Я сейчас приду. Это не…

Она не договорила – просто стиснула плечо Джози так сильно, что стало больно, но Джози была благодарна за это, потому что теперь ей пришлось сконцентрироваться на этой части тела, на тупой боли в нем, и не думать о том, что ее как будто разрывает на куски, что ее части тела словно атакуют друг друга.

Это неправда. Она могла думать только об этом, глядя, как Хелен у стойки разговаривает с администратором, а затем роется в своей сумочке. Макс не умер. Ее бабушка… это бабушка была больна, а не Макс. Не может быть, чтобы у него был рак, а он от нее это скрывал. Разве такое происходит в одночасье? Ей следовало бы рыдать, вопить, кричать, требовать ответа, но чем больше она думала об этом, тем больше ее тело отключалось, так что в конце концов она могла лишь моргать.