Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вы как думаете? Он нарушил правила, благодаря чему владелец магазина лишился сбережений. За это и уволен, как несоответствующий должности. Думали ли вы о бедном стороже, когда разыгрывали спектакль с сердечным приступом? Конечно нет. И если бы вы продолжили свое грязное дело, кто знает, чем закончилось бы очередное ограбление. Возможно, простой потерей сознания ваша новая жертва не отделалась бы. В своих обидах вы зашли слишком далеко. Это уже не игры, Андрей, все может стать куда хуже. Вы же на самом деле не негодяй, вы — просто запутавшийся человек. Так откажитесь от своих планов, признайтесь и покончите с этим.
Беркутов Гурова не перебивал, терпеливо слушал, и в глазах его плескалось что-то непонятное. Когда тот замолчал, в комнате воцарилась тишина. Было слышно только, как капли воды, накапливаясь на носике водопроводного крана, срываются и ударяют о дно раковины да жужжит муха, застрявшая между фрамугами. Так продолжалось довольно долго. Беркутов молчал, опустив взгляд в пол. Гуров тоже не нарушал тишины, давая ему возможность принять решение. Наконец Беркутов поднял глаза и предложил:
— Хотите, я кое-что покажу? Быть может, тогда вам станут более понятны причины, побудившие вашего негодяя поступить так, как он поступил.
— Хорошо, я согласен, но только с тем условием, что после этого вы поедете со мной в участок и напишете признание, — высказал встречное предложение Лев.
— Пойдемте. Обещаю, если через десять минут вы все еще будете настаивать на поездке в участок, я сделаю это, — согласился Беркутов.
Он начал вставать, зацепился ногой за ножку стола, отчего тот резко дернулся. Чашка с недопитым чаем опрокинулась, Гуров отшатнулся назад, ножки табурета пошатнулись, и он полетел на пол. В то же мгновение холодная рука коснулась шеи, он почувствовал слабый укол и попытался встать, одновременно отбрасывая руку от шеи. Беркутов отскочил к дверному проему и смотрел на Гурова, злорадно улыбаясь.
— Что вы мне вкололи? — заплетающимся языком прошептал Лев. — Вы окончательно сошли с ума.
— Нет, Лев Иванович, я только-только начинаю умнеть. Прозрение, это так прекрасно, — ответил Беркутов.
— Вы совершаете огромную ошибку, — проговорил Гуров, чувствуя, как сознание уходит.
— Ошибку совершили те, кто решил, что меня можно дурачить. Ошибку совершают те, кто позволяет себя дурачить. Ошибку совершили вы, вздумав тягаться со мной. Так кто же из нас сумасшедший?
И Беркутов рассмеялся. Громко, безудержно. Последнее, что запомнил Гуров перед тем, как окончательно отключиться, это искаженное безумием лицо Беркутова и открывшийся в сумасшедшем хохоте рот.
Гуров не знал, сколько времени провел в бессознательном состоянии. Очнулся он оттого, что руки пронзила острая боль, настолько невыносимая, что он еле сдержал крик. Рот открылся, но вместо громкого звука прозвучал слабый хрип. Язык прилип к нёбу, губы пересохли. Гуров попытался открыть глаза. До него не сразу дошло, что глаза уже открыты, так как чернота вокруг не исчезла. Тогда он попробовал сменить положение. На этот раз боль пронзила все тело, и он понял, что его руки и ноги связаны. От движения закружилась голова, в висках застучали молотки. Самое ужасное заключалось в том, что Лев никак не мог вспомнить, что с ним произошло и как он оказался в этом темном, дурно пахнущем помещении. Где же он и в какую передрягу попал на этот раз?
Ответа на этот вопрос у Гурова не было. Пока не было. Он постарался заглушить зарождающуюся панику. Чего ему сейчас совсем не нужно, это поддаться страху и начать совершать необдуманные действия. Неважно, что он не может вспомнить, как тут оказался. Он жив, а это уже неплохо. Да, он лежит на полу в совершенно темной комнате, уткнувшись лицом в жесткий тюфяк. Его руки и ноги связаны, принять вертикальное положение составляет проблему, зато он помнит, кто он — старший оперуполномоченный московского Главка Гуров Лев Иванович, и он расследует преступления, которые совершают в его городе, и, вероятно, в эту передрягу попал именно по этой причине. Лучше сейчас об этом не думать. Для начала нужно сосредоточиться и постараться избавиться от иголок, пронзающих мышцы. По всей видимости, пролежал он здесь довольно долго, и кровь в скованных мышцах застоялась.
Превозмогая боль, Гуров начал двигать конечностями, насколько позволяли путы. Спустя какое-то время боль отпустила. Нет, она не ушла совсем, но стала не такой непереносимой. Ему удалось перекатиться с живота на спину, и он стал потихоньку перемещаться в сторону, пока не уперся спиной в стену и с трудом сел, прислонившись к ней. Стена была влажная, опираться на нее было не очень приятно, но другой опоры не было.
Произведенные действия отняли последние силы. Он снова закрыл глаза и замер, стараясь дышать ртом. Мерзкий запах гнили возле стены усилился. Посидев так какое-то время, Гуров попробовал подняться. Ноги его были скручены только в лодыжках, колени легко сгибались, и это облегчало задачу. Подняться ему все же удалось, а вот продвинуться в таком положении хоть на шаг было уже невозможно, и он снова принял сидячее положение.
«Ладно, Гуров, зайдем с другой стороны. Пришло время поднапрячь память. Посмотрим, какое последнее событие тебе удастся вспомнить?» — задал он сам себе вопрос. Ответ пришел не сразу. Это напугало его даже больше, чем осознание того, что он связан и заперт неизвестно где. Что с его памятью? Куда делись воспоминания? Не может быть, чтобы он не вспомнил ничего, кроме своего имени и сферы деятельности. Да, он полицейский. У него хороший послужной список. Люди приходят к нему, чтобы он помог им разобраться в сложной ситуации. В такой ситуации, в которой другие опера только разводят руками. Это он помнил. Следующий шаг: какой проблемой он занимался до того, как попал сюда?
В памяти всплыл освещенный холл магазина и печальный старик на казенном диване. Точно! Ограбление! Он занимался ограблением сейфов. Облегчение было колоссальным. Дальше дело пошло быстрее. Он вспомнил, что ограблений было четыре, а в последнем эпизоде еще и убийство. Вспомнил, что они связаны с заводом металлоконструкций и что оттуда он получил список фамилий потенциальных взломщиков. Что успел его обработать и в итоге получил две фамилии. Когда дело дошло до фамилий, память снова дала сбой. Гуров растерялся. Что за наваждение? Раньше за ним такого не водилось. Он всегда отличался твердой памятью. Что же мешает ему вспомнить фамилии тех, на кого пало подозрение в этом деле?
«Подожди, Гуров, не торопись. Попробуй применить ассоциативный метод, ты же можешь это сделать, — уговаривал он себя. — Представь, что ты дома, на кухне. Пахнет пряностями и чем-то печеным. На столе стоит кувшин, в нем плавают половинки лимона и крупные вишни. Нет, об этом лучше не думать. Слишком сильно хочется пить. Так, это не помогает. Тогда посмотри, во что ты одет. Это не форменные брюки, и рубашка без погон. Будь на плечах погоны, ты бы почувствовал их вес. Значит, ты не собирался совершить официальный визит. Куда ты направлялся?»
Вдруг мозг пронзила яркая вспышка, и он все вспомнил. Андрей Беркутов, это он притащил его сюда. Гуров пришел к нему домой, чтобы убедить не совершать непоправимых поступков и добровольно сдаться полиции. Они сидели на кухне, пили чай. Потом Беркутов толкнул стол, чашка опрокинулась, Гуров упал на пол, а Беркутов что-то вколол ему в шею, после чего он вырубился. Отлично, первый шаг сделан. Что дальше?