По прискорбному стечению обстоятельств результаты более чем десяти лет строительства и успешной обороны в 1711 г. пришлось отдать по условиям Прутского договора. Этим событиям ниже посвящена глава об эвакуации крепостей.

Пример не обороны, но нападения со стороны моря в истории петровской армии мы находим в Финляндии в 1713 г., когда русский галерный флот атаковал город Гельсингфорс с его укреплениями.

10 мая к городу подошли галерные эскадры и вперед выслали корабли артиллерийской поддержки – прамы с большими пушками, которые открыли огонь по береговым батареям. Взаимная канонада продолжалась весь день, и позднее к ней подключился бомбардирский галиот – из одной своей мортиры он бросал бомбы в город всю ночь, хотя пожары в «Гельзингфорском посаде» начались уже вечером. Тогда же началась высадка полков с галер. «Между тем же временем дан указ, дабы солдатам выбираться с судов на берег, а именно авантгардии в правую сторону на остров, который лежит против самого посаду, а кор-де-баталии и ариергардии по левую сторону, что тою же ночью, против 11-го числа, и учинено. А имянно наперед вышли на берег от авантгардии баталион Преображенский да полки гарнодерский, Троицкий, Нижегороцкий, Выборхский, и вошли перед светом в посад, который уже тогда жестоко горел, ибо неприятели, как послышали, что идут наши люди, тогда сами еще зажгли и, оставя 6-ть пушек и довольное число амуницыи, також ружья и мундиру, побежали к Боргоу (которых сказывали около 2000 человек или более) в случение к своему генералу Либекеру, а мещане Гельзингфорские жители еще заранее, прежде своих салдат, все выбрались и побежали к Абову. И хотя, по овладении посаду, посылана была за неприятелем в погонь наша партия, однакож догнать их не могли, только у переправ побрали наши казаки несколько человек в полон салдат». Простояв в горящем городе с утра до трех часов пополудни, русские войска погрузились обратно на галеры и отплыли, «а оный посад в конец велели огню предать, дабы неприятелю впред никакого пристанища не было»[879]. Не исключено, что сперва город пытались потушить, но люди увлеклись грабежом пропадающего зря добра; по крайней мере Петр на следующий же день написал инструкцию, в которой пенял на поведение войск[880].

В целом морские десантно-штурмовые операции против русских укреплений можно признать неудачными, а аналогичный опыт русских войск был совсем не богат. На этом фоне надо отметить события, происходившие на датско-шведском фронте. В 1717 г. датский флот дважды атаковал шведские береговые позиции. В мае адмирал Торденшельд совершил нападение на крупный город Гётеборг, однако подход к нему был прикрыт морским фортом Ню Эльфсборг, и атака была отбита. В июле тот же датский адмирал атаковал Стрёмстад, но в результате драматичного боя с береговыми батареями в бухте атака кораблей и галер и попытка десанта были отбиты. Два года спустя датский адмирал Розенпальм смог уничтожить в бухте шведские корабли, и город сдался. Тогда же, в июле 1719 г. Торденшельд смог атакой кораблей и десантом подавить береговые батареи и принудить к сдаче крепость Марстранд [881]. А мы тем временем вернемся из морской стихии к последовательному ходу сухопутной осады.

Крайне редко гарнизон мог снять осаду самостоятельно с помощью вылазок; не менее редки случаи, когда осаждающий уходил сам, отказавшись от своих планов; как правило, начатая осада рано или поздно завершалась взятием крепости. Поэтому наиболее эффективным способом снять осаду было приведение к крепости «сикурса» – полевого корпуса, который мог напасть на осаждающего и заставить его отступить либо провести в крепость необходимые запасы и подкрепления для продолжения обороны. Вобан перечислял четыре способа, которыми можно было провести сикурс в осажденную крепость. Первый – тайно, обманом и хитростью, провести войска через порядки осаждающих. Второй – открытой силой прорываться к крепости, завязав сражение с осаждающим в поле. Третий – заставить осаждающего отступить, осадив его крепость неподалеку. Четвертый – разбить осаждающего нападением на его линии[882].

Когда к осажденной крепости подходила помощь извне, у осаждающего было два варианта – либо ожидать неприятеля под защитой циркумвалационной линии, либо вывести большую часть армии в поле и дать сражение за пределами линий (оставив меньшую часть для продолжения осады). «Каждое из сих намерений имеет своих согласников между генералами, но в последнем, кажется, их больше»[883], – констатировал Николай Курганов. Сравним оба подхода и посмотрим на примеры их реализации в ходе Северной войны.

Циркумвалационная линия должна была представлять собой непреодолимое укрепление для неприятельской полевой армии, которая решится на прорыв к своей осажденной крепости, поэтому Вобан подробно описал возведение линий. Любая линия состояла из рва и вала (бруствера), а для усиления ее можно было «обставить» палисадом. По мнению Вобана, палисад, вкопанный непосредственно рядом с бруствером, был неэффективен, поскольку мог стать прикрытием для нападающих от огня защитников линии. Палисад, возведенный посередине рва, не останавливал неприятеля, так как ров быстро заполнялся «бросанием великаго множества фашин». Лучше всего задержит атакующих палисад, поставленный в поле на расстоянии 15–30 шагов от рва. Вобан советовал вкапывать колья в землю на глубину в 3 фута под углом в 45 градусов – такие палисадины будет сложно разрубить или вытащить из земли, и нападающий будет принужден «не малое время стоять так блиско от линеи, и терпеть в рассуждении такого небольшаго расстояния от тех линей жестокий огонь». Впрочем, описав идеальный палисад, Вобан сообщает, что «таким способом линеи укреплять весьма трудно, да почти и невозможно»: сооружение палисада вдоль всей циркумвалационной линии требует огромного количества стройматериалов и длительного времени. На практике строительство линии должно было происходить как можно быстрее, и Вобан соглашался, что достаточно «делать линеи просто без палисад, только чтоб был у них твердой бруствер с двумя банкетами»[884].

Далее великий французский инженер писал о возможности прикрывать и усиливать линии близлежащими лесами, реками, болотами, озерами, буераками и лощинами, а также строить в поле несколько прикрытий «эполеман» (они предназначались для конницы и пехоты, стоящих вне линий, и имели размеры длиной 40 туазов, толщиной в верхней части от 9 до 10 футов). Принцы Оранские Мориц и Фредерик Генрик (соответственно в конце XVI и в первой половине XVII веков) строили особенно крепкие линии, на возведение которых уходили месяцы и которые часто усиливались земляными «крепостицами» и полевыми шанцами[885].