которое у нас будет», — сообщил Дуг. Согласно графику работ, строительство зданий планировалось завершить к середине декабря 1988 года. Черненко, однако, полагал, что он будет выполнен досрочно. «Наш опыт общения с ним, — благосклонно заметил Дуг, — предполагает, что он, скорее всего, прав».

Здания, однако, были пусты. Прежде чем американские инспекторы смогли заселиться, их нужно было обставить мебелью. В то время как Советы предлагали поставлять высококачественную мебель отечественного производства, Дуг Энглунд был за то, чтобы Hughes закупил мебель у европейского поставщика и отправил ее в Воткинск. «Очевидно, что нашим главным приоритетом здесь является создание места постоянного контроля и проведение инспекционной миссии, — написал Дуг. — В то же время, однако, мы должны уделять должное внимание тем другим видам деятельности, которые также имеют крайние сроки. Следовательно, я считаю, что нам нужно быстрее и тщательнее сосредоточиться на наших требованиях к мебели».

Однако желание Дуга Энглунда использовать европейского поставщика вступило в противоречие с видением Джорджа Коннелла о том, что американское жилье в Воткинске выполняет представительскую роль, позволяя инспекторам возможность преподнести свою страну в максимально позитивном свете своим советским коллегам. Вместо того чтобы просто закупать мебель на европейском рынке, Коннелл обратился к услугам дизайнера интерьера Houghton Group, который связал Коннелла с известной компанией по производству мебели высокого класса, расположенной в Северной Каролине. Когда Дуг возразил против сложности и дороговизны этого предприятия, он был отвергнут генералом Ладжуа, который поддержал представительское обоснование.

В течение следующих нескольких месяцев OSIA занимался заключением творческих контрактов на приобретение первоклассной мебели, включая освещение, картины, декоративные растения и ковровые покрытия. После приобретения мебель должна была быть разобрана, упакована, а затем перевезена в СССР, где должна была быть получена инспекторами, проверена Советами, а затем собрана заново и размещена в соответствующих местах. Это была огромная административная и логистическая задача, с которой умело справились Барретт Хавер и Ричард Курасевич. На месте Джерри Портер и Билл Лангемайер разыграли продолжающуюся монтажную драму с участием DCC, КаргоСкана и вытягивания кабеля с учетом трудоемких требований по обустройству их будущих жилых и рабочих помещений.

В отличие от укрытий DCC ISO и мобилизаторов М-1022, которые были доставлены в Ижевск на советском самолете Ил-76 после пересадки с американского самолета в Москве, поставки мебели должны были быть осуществлены непосредственно из Северной Каролины через Германию и далее в Ижевск на самолете С-141 ВВС США. «Американская сторона, — писал Барретт Хавер в меморандуме Анатолию Томилову от 2 января 1989 года, — признает, что перевозка такого количества груза через аэропорт, который никогда ранее не использовался американскими самолетами, будет очень сложной задачей».

Первый С-141 должен был приземлиться в Ижевске 4 января 1989 года с вилочным погрузчиком и K-loader, специализированным транспортным средством, используемым для перевозки паллетных грузов между погрузочными рампами и самолетом. Чтобы помочь Советам лучше организовать прием этого самолета и его груза, я был направлен в аэропорт Ижевска 2 января 1989 года, чтобы встретиться с директором аэропорта и организовать хранение и безопасность американских грузовых транспортных средств в отапливаемых условиях, дабы предотвратить замерзание масла и топлива. Эта встреча прошла хорошо, и первый С-141 прилетел без происшествий.

Прибытие С-141 в Ижевск вызвало настоящий ажиотаж: местные советские СМИ отметили удивление местных жителей при появлении «необычно приземистого самолета без окон, выкрашенного в странный темно-зеленый цвет с черными пятнами», хвостовая часть которого «была украшена звездами и полосами американского флага». Всего было запланировано 12 полетов, которые должны были состояться в три волны по четыре рейса в каждой. В то время как военно-воздушные силы предоставили персонал, который наблюдал за фактической разгрузкой самолета, персонал Hughes отвечал за разборку поддонов с коробками, в которые была упакована разобранная мебель. Их команда имела меткое название — «команда горилл» (некоторые из коробок были довольно тяжелыми).

К 20 января 1989 года Джордж Коннелл смог доложить в штаб-квартиру OSIA, что «все основные предметы мебели были расставлены по назначенным местам. Все растения нашли свой дом (и действительно добавляют приятный штрих!)». Решение нанять дизайнера интерьера и приобрести мебель у высококлассного американского продавца оказалось правильным. Как отметил Коннелл, «все инспекторы в восторге от своей мебели, а Советы поражены ее качеством».

Были некоторые предметы мебели, поврежденные при транспортировке, которые необходимо было отправить обратно и заменить, а также постельное белье неправильного размера, но это будет исправлено в ходе последней волны рейсов, запланированных на конец февраля 1989 года. Советы направили «комиссию» технических инспекторов во главе с полковником Волковым в Воткинск с целью обеспечения того, чтобы все отправленные материалы были разрешены для использования инспекторами в соответствии с условиями Договора о РСМД и всех необходимых приложений к нему. 30 января 1989 года Советы представили американским инспекторам меморандум о результатах этих инспекций. «Все оборудование было физически осмотрено в период до 30 января 1989 года советской стороной и было передано американской стороне в соответствии с существующими соглашениями, за исключением телевизоров, принципиальное использование которых в жилых помещениях не было согласовано». Телевизоры, о которых идет речь, всего их было три, поместили в комнату под двойным замком «до решения вопроса об их использовании».

Документ был подписан Вячеславом К. Лопатиным, заместителем начальника по технической безопасности 162-го отдела.

Лопатин был бельмом на глазу у инспекторов с самого первого дня работы. Его взаимодействие с Фрэнком Мартином во время установки муляжа ворот стало легендой среди инспекторов. В меньшей степени его скрупулезная требовательность к документации была вызвана не столько тем, что он был неправ, делая это, сколько тем, что мы не были готовы к такому уровню проверки, а соблюдение требований Лопатина замедляло сроки завершения строительства, которое проходило под огромным политическим давлением.

За последние семь месяцев инспекторы прониклись неохотным уважением к Вячеславу Лопатину и той роли, которую он выполнял. Его настойчивое требование, чтобы все, что мы делаем, соответствовало каждой букве договора, было правильным подходом, защищавшим инспекторов в той же степени, что и его собственную сторону. Более того, Лопатин был по-настоящему хорошим человеком. Его часто видели в компании его сына, в котором он души не чаял.

Однако по мере того, как инспекторы начали вторгаться на Воткинский завод окончательной сборки, имя Лопатина все чаще становилось синонимом неприятностей. Изъятие телевизоров было всего лишь симптомом более широкой паранойи, которая существовала среди Советов в целом и Лопатина в частности, когда дело касалось истинных намерений инспекторов. Эта паранойя, как вскоре обнаружили инспекторы, распространялась не только на материалы, которые были доставлены в Воткинск, но и на те самые жилые помещения, в которые инспекторы готовились