– Ради чего вы пришли? – интересуется отец.

– Первое – благодарность твоей младшей дочери Яре за то, что сумела восстановить круговорот года и вернуть всё как было.

На этих словах все месяцы, кроме Декабря, поворачивают головы ко мне. Присутствующие гости повторяют за ними, и моё лицо горит под всеобщим вниманием.

– Второе – прощение, – продолжает Декабрь и делает шаг в сторону, хмуро смотрит на своих осенних братьев.

Ноябрь и Октябрь выходят вперёд и теперь, к нашему всеобщему замешательству, кланяются мне, отцу и сёстрам. Василиса и Мира чуть не подскакивают на своих местах.

– Мы должны извиниться за то, что ввели тебя, князь Дарий, и всю твою семью в смятение. Лгали, прикидываясь теми, кем не являемся, и зря обнадёжили твоих старших дочерей, Василису и Миру, – без запинки, заученно выдаёт Исай, чем вызывает довольную, больше похожую на оскал, улыбку у Января. Не удивлюсь, если это под его присмотром Ноябрь и Октябрь раз за разом повторяли сказанные строчки, чтобы суметь выдавить правдоподобное признание.

– Если дочери мои примут извинения, то и я в обиде не буду, – ставит условие отец после продолжительного молчания.

Все мужчины поворачиваются к Мире и Василисе, а сёстры в свою очередь надувают губы, переглядываются и начинают тихо совещаться, наклоняясь друг к другу. Непроизвольно улыбаюсь, когда они делают это неприлично долго, многие присутствующие нервно ёрзают на своих местах. Осенние братья в недоумении оборачиваются на Декабрь, ища ответа, почему смертные ведут себя так странно. Первый зимний месяц терпеливо ждёт, не моргнув и глазом. Моя улыбка ширится, грозя перерасти в смех, и я прячу её за кулаком.

– Мы согласны простить вас, – громко заключает Василиса, осенние братья расслабляются и возвращаются на своё место.

– Раз так, то и между нами ссоры нет, – подытоживает Дарий, впервые позволяя себе натянутую улыбку. – Какова ваша третья причина?

– Один из нас пришёл свататься, – как ни в чём не бывало отвечает Декабрь, а мой смех застревает в горле.

– Свататься? – шокированно переспрашивает отец.

Месяцы расступаются, пропуская вперёд Февраль, который всё это время стоял где-то позади. В нём осталось мало от встреченного мной колдуна. Теперь на Феврале богатые одежды. Чёрные штаны, высокие сапоги с отделкой из сафьяновой кожи, шёлковая косоворотка с аккуратным узором, а верхний парчовый кафтан притален. Сама ткань тёмно-серого оттенка и расшита узором из серебряной нити. Наряд подчёркивает его высокий рост и худощавое, но крепкое телосложение. Верхняя половина длинных волос собрана сзади и заплетена в косу, которая лежит на остальной распущенной половине. Лицом он так сильно напоминает Илью, что Олег рядом со мной дёргается, желая окликнуть брата, но вовремя останавливается. Насыщенного оттенка синие глаза мельком встречаются с моими, прежде чем он поворачивается к отцу.

– Я – Февраль. Третий зимний месяц и тот, кого вы знаете как колдуна из Зимнего леса. Я пришёл, чтобы свататься в мужья к твоей младшей дочери – Яре, – уверенно и чинно объявляет колдун, чем лишает всех дара речи.

Вначале меня изумляет его просьба, однако Февраль продолжает смотреть только на князя, ожидая его решения. Я звала его многие вечера, плакала, скучая по своему другу, а вместо этого не получила даже скудного приветствия. Неожиданно его высокомерное поведение злит. Не выпей я два кубка хмельного мёда, вряд ли бы так отреагировала. Но я их выпила, поэтому резко поднимаюсь, задеваю стол, отчего столовые приборы звенят.

– Ты опоздал! – бросаю я, привлекая всеобщее внимание, хотя меня не волнуют остальные. Только то, что синие глаза наконец смотрят на меня.

– Что значит опоздал? – вся самоуверенность исчезает с лица Февраля.

– То и значит!

Я вру, а он верит. Порывисто шагает ко мне, но весь цепенеет, окидывая взглядом мой почти целиком белый наряд. Он хватает ртом воздух, глаза его шокированно распахиваются. Февраль выглядит растерянным и даже напуганным, из-за чего я начинаю сожалеть, что подтолкнула его к неверным выводам. Однако не успеваю признаться во лжи, как Февраль возмущается под стать мне, а его лицо принимает оскорблённое выражение.

– Я ведь просил тебя не принимать предложения!

– Меня просил Илья, а не ты! – копируя его тон, реагирую я.

– Я и есть Илья!

– Илья бы не ушёл, не попрощавшись! – Накопившиеся претензии вырываются из меня одна за другой.

– Потому что я не хотел прощаться!

– Я тоже не хотела!

– Так давай не будем! – раздражённо кричит он.

– Я согласна! Давай не будем! – рявкаю я, впервые в жизни полностью отдаваясь обиде и гневу.

– Но ты!! Ч… что? – осекается он, мигом понижая тон. – На что ты согласна?

– На то, ради чего ты пришёл, – тихо отвечаю я.

– Но твоё платье…

– Просто платье, – заканчиваю за него я.

Февраль замолкает, хмурит брови и напряжённо сосредотачивается, похоже, прокручивая в голове разговор ещё раз. Весёлый смешок Января прорезает тишину.

– Нет! – строго прерывает наше молчание отец, и мы поворачиваем головы к нему. – Ты – Февраль, один из двенадцати бессмертных месяцев. Как ты сможешь сделать мою младшую дочь счастливой?

– Принятая мной форма – человеческое тело, – тут же отвечает Февраль, прикладывая ладонь к своей груди. – Я постарею вместе с Ярой. На протяжении отведённой нам жизни я буду любить её и буду предан ей как никто другой, а посмею оставлять только раз в год, на месяц – период своего правления. Если у нас родятся дети, то и за ними я присмотрю до самой их смерти, а потом так же сохраню от бед внуков и правнуков, – смело, без единого сомнения чеканит Февраль, а я с трудом сохраняю спокойствие на лице, когда он с искренностью раскрывает все свои мысли. – Мне известно, насколько Яра любит тебя, князь, поэтому если пожелает она, то мы останемся жить в Ренске, если же пожелает другого, я построю для неё прекрасный дом из лучшей древесины, что высушена морозами моего брата Января. Дом, что будет стоять столетиями. Да если пожелает княжна, я построю ей дом хоть изо льда, да такого крепкого, что самому жаркому Июлю его будет не растопить! – порывисто признаётся Февраль, бросая предупреждающий взгляд на одного из братьев. Вероятно, на Июля.

Февраль говорит, а я отчётливо вижу в нём то же горячее сердце и пылающую гордость, что была в моём лучшем друге. Каждое его слово крадёт воздух из моих лёгких, и я не знаю, как сделать вдох.

– Я буду любить твою дочь, князь, так, что каждая моя метель будет затихать перед ней, а морозы не причинят ей вреда, – добавляет Февраль тише, но не менее уверенно. Стоит гордый, с высоко поднятой головой, готовый положить всё, чтобы доказать правдивость своих слов.

Князь Дарий поднимается со своего места и выглядит удивительно внушительно даже перед двенадцатью месяцами. Он не боится и не собирается просто так поддаваться, сурово смотрит на Илью. Оценивающе осматривает всех присутствующих в зале женихов. Я нервно сжимаю в кулаке ткань платья.