– Да, – на выдохе отвечаю я, вспоминая его пылкое признание перед всеми.

– Снова пироги? – слабая улыбка трогает его губы, но мне не до смеха.

– Нет.

– Тогда что?

– Моё сердце.

Я успеваю лишь моргнуть, как Февраль уже стремительно приближается. Я запрокидываю голову, чтобы видеть его лицо. Он подхватывает меня за талию, и я судорожно вздыхаю, когда он с лёгкостью поднимает меня и усаживает на ближайший тюк сена. Наши лица оказываются на одном уровне, я тянусь к нему, обнимаю за шею, и он накрывает мои губы своими. Поцелуй жадный, требовательный, моментально становится глубже. Илья обхватывает меня руками за талию, притягивает так близко, что становится жарко, а его сердцебиение отдаётся у меня в груди. Я торопливо распахиваю его верхний кафтан. Чувствую, как напрягаются мышцы груди под тонкой рубашкой и моими ладонями. Он – Февраль, третий зимний месяц, но стоит ему сжать моё колено пальцами, провести рукой по бедру, и воздух вокруг нагревается, как в начале лета.

Илья снимает мой кокошник и откладывает в сторону. Он разрывает поцелуй, но не отстраняется, я продолжаю ощущать его горячее дыхание на щеке и губах. Он перекидывает мою косу, вновь гладит чёрные пряди. Не раздумывая, я дёргаю за ленту, и та развязывается, Февраль поднимает на меня взгляд, и в его глазах горит невиданный мной ранее огонь.

– Продолжай, – говорю я.

И он пропускает мою косу сквозь пальцы, медленно, с приятным мне благоговением расплетает волосы. В его улыбке удовольствие, внутри всё трепещет от радости, что ему приятно даже столь простое действие.

Прав был Исай, говоря, что в следующий раз мою косу будет расплетать жених. Может, отец ещё сомневается, но я свой ответ уже дала.

Февраль запускает руку в мои распущенные волосы, аккуратно сжимает их в кулак у шеи, заставляет меня запрокинуть голову, а с губ слетает первый стон, когда он губами приникает к моей шее, спускается по ней ниже до ключиц. Я с силой сжимаю его плечо. По телу проходит дрожь из-за желания и контраста его горячего языка и холодного воздуха.

– Ты собираешься её съесть?

Неожиданный вопрос заставляет нас замереть. Февраль отпускает волосы, отрывается от моей шеи и поворачивает недовольное лицо в сторону Марта, который стоит в стороне и с интересом наблюдает.

Я пытаюсь восстановить сбитое дыхание и успокоить бешеное сердцебиение. Не вижу, какие эмоции отражаются в глазах Февраля, но чувствую, как напрягаются мышцы на его руках, а воздух вокруг становится холоднее, даже потрескивает. Он опирается правой рукой на соседние тюки сена, и те покрываются инеем под его пальцами.

– Ты собираешься её съесть? – повторяет Март, когда никто из нас не даёт ему ответа. – Не знал, что люди едят друг друга. Это странно. Не ешь сестрицу, братец Февраль, разговаривать с ней приятно. Да и пироги она печь умеет.

– Убирайся, – хриплый голос Февраля низок и угрожающе холоден.

– На пиру ты говорил о доме. Вы теперь отдельно будете жить? Вы мне оба нравитесь, и я буду к вам почаще на трапезу заглядывать, – довольно заявляет Март, растягивая губы в солнечной улыбке и игнорируя недовольство своего зимнего брата.

– Не будешь, – отрезает тот.

– Буду! Честно буду! – порывисто заверяет мальчишка, неверно истолковав ответ Февраля. – А если хочешь, каждый день могу заходить!

Я не могу сдержать смеха, когда Февраль бросается к Марту, а тот взвизгивает, замечая гнев брата, смеётся и снова исчезает. Илья шипит и грязно ругается, хватая воздух. Прикрываю рот рукой, но смех рвётся пуще прежнего. Черты лица Февраля смягчаются, когда он поворачивается ко мне с виноватой улыбкой.

– В будущем году напускай ему метелей, – предлагаю я, и зимний месяц смеётся в ответ тихим, вибрирующим смехом, который отдаётся у меня в груди.

– Его появление ужасно раздражающе, но это к лучшему, – в противовес своим словам разочарованно признаётся он. – Я должен быть сдержаннее и дождаться позволения твоего отца. Знаю, что для тебя его мнение важно.

Он вновь обнимает меня за талию, но теперь опускает на землю. Отдаёт мне кокошник, а вот ленту из волос прячет в кармане своего кафтана.

– Отступишь, если отец не разрешит?

– Не отступлю, – едва касаясь моей щеки пальцами, отвечает он. – Уже и так все считают, что я крал младенцев и убивал каждого, кто совался в мой лес. Звание похитителя молодых дев хуже мне не сделает.

Я согласно киваю и счастливо улыбаюсь, помня все слухи о колдуне из Зимнего леса.

На следующий день отец дал своё согласие.

Только попросил князь у Февраля, чтобы тот перестал всем встречным представляться как третий зимний месяц, поэтому с того момента все начали вновь звать его Ильёй.

Мои старшие сёстры сыграли свои свадьбы. Они получились именно такими, о каких тем мечталось: с громким празднеством, шумным весельем под барабаны и гусли и пиром до рассвета. Затем Василиса и Владимир уехали жить в Истрог, и сестра моя старшая стала княгиней истрогской. Мира и Исай остались жить в Ренске, чтобы встать во главе княжества, когда отцу станет тяжело заниматься делами.

Мы с Ильёй тоже остались в Ренске. Свадьба наша была проста и незаметна по сравнению с праздниками сестёр, но с нами была вся моя семья и остальные братья-месяцы. Я всё продолжала удивляться их странным отношениям: ещё недавно они с Ноябрём скрещивали мечи, а следом он поздравил нас со свадьбой. Вероятно, это отпечаток слишком долгой жизни, даже после серьёзных ссор память о них не живёт дольше нескольких часов.

Илья вместе с Январём и Декабрём действительно построил нам потрясающий двухэтажный дом, не где-нибудь, а в лесу позади княжеской усадьбы, ровно на той же опушке, где мы часто тренировались с ним вдвоём. И дом этот стал словно та изба в Зимнем лесу с неугасающим огнём в печи, теплом и приятным запахом груш, пироги с которыми мужу больше всего по душе. Так мы и живём. Вроде в Ренске, но и в стороне от остальных.

Февраль с небывалым рвением вернулся к тренировкам вместе со старшим братом Олегом. Помимо дома он построил конюшню, получая удовольствие от работы с животными. От привычки подкармливать птиц Февраль так и не отделался, поэтому снегирей, свиристелей, синиц и прочих пернатых вокруг нашего дома поселилось больше, чем надо.

Обычные повседневные дела Февраль воспринимал как диковинный опыт, словно занимательное волшебство. Я научила его нормально чинить одежду, при любом удобном случае напоминая о его неуклюжих попытках, когда он жил в лесу. Колоть дрова он отказывался вначале, решив, что бесполезное это занятие, раз печь благодаря колдовству горит, но однажды попробовал и так развеселился, что Января с Декабрём позвал, а следом ещё и свою Тень заставил научиться.

Февраль сдержал своё обещание и впредь не оставлял меня одну. Только с наступлением последнего зимнего месяца отлучался часто, но к вечеру всегда возвращался домой. Он не солгал князю Дарию даже о своих метелях. Стоило мне выйти из дома со свечой, чтобы встретить возвращающегося Илью, как метель за порогом тут же стихала до слабого ветра, который разве что пламя свечи заставлял плясать. Из-за этого жители Ренска перестали называть меня «декабрьской колдуньей», перестали сторониться и теперь шепчут, что «младшая княжна любима зимой».