По-видимому, грохот якорных цепей не вызвал особой тревоги, и единственное, о чем я сожалел, — это о задержке и о том, что я несколько усложняю задачу полковнику Роулинсону, чей приказ следовать за «Крюгером» будет непросто выполнить.

При второй попытке отчалить раздался еще один полный мольбы женский голос, и мы опять задержались, чтобы принять на борт эту вторую несчастную душу, и, когда мы наконец отчалили, было уже далеко за полночь.

Все шло хорошо до того критического момента, когда мы, прокрадываясь за рядом стоящих на якоре барж, оказались прямо напротив сторожевого корабля. В этот момент какой-то хитрый недоброжелатель из экипажа включил все электрическое освещение на корабле. Вот теперь нас действительно ждет испытание!

Вместе с первой вспышкой света поступил сигнал со сторожевого корабля: «Кто вы? Немедленно станьте на якорь». На что мы с готовностью ответили о своем согласии и дали полный ход вперед.

Сторожевику не потребовалось много времени, чтобы сообразить, что мы не подчиняемся приказу, и он немедленно открыл огонь из пушки малого калибра. Первый снаряд просвистел совсем рядом с мостиком, где вместе с капитаном стояли коммодор Норрис и полковник Хоскин. Для рулевого за штурвалом это было уже слишком, и он без промедления сбежал, бросив корабль на произвол судьбы. В следующий момент капитан, Александр Иванович Федоров, перехватил штурвал и удержал судно на курсе. Наша скорость скоро вывела нас в безопасное место, и ни один снаряд не попал в корабль, но по продолжению стрельбы я понял, что маленького «Армянина» обнаружили, и ему досталось все внимание сторожевого корабля. Положение полковника Роулинсона под таким сильным огнем на его груженном взрывчаткой судне было хуже некуда, и я каждый момент ожидал услышать взрыв, который возвестил бы о фатальном завершении его миссии. Однако, пока мы находились в зоне слышимости гавани, ни один из подобных звуков не достигал наших ушей, и все же оставался большой риск, что столь тихоходное судно с враждебным экипажем попадет в руки преследователя, и шансы на его спасение казались ничтожно малыми.

Что касается «Крюгера», то опасность, по всей видимости, миновала. Преследование было маловероятным, а скорость судна была всего на один узел меньше, чем у канонерских лодок. Когда в воскресенье, 15-го числа, рассвело, мы уже проделали приличный путь по гладкой поверхности Каспия, и бакинские события начинали казаться нереальными. Корабль был переполнен и неудобен для семидесяти офицеров и восьми сотен солдат на борту, но беспокоиться стоило только о нехватке продовольствия.

И дело тут не в отсутствии предусмотрительности. С самого начала на борту судна хранились сухие пайки, достаточные для того, чтобы накормить как можно большее количество солдат, но консервированные продукты, такие как тушеная говядина и т. п., невозможно было закупить в Баку, а поставки свежего мяса в последний момент и при тех обстоятельствах, при которых мы уходили, были, разумеется, невозможны. Однако грустно видеть, что героям вчерашних тяжелых боев нечем полакомиться, кроме хлеба, печенья и чая. Если кто-нибудь и заслуживал банкета у лорда-мэра, то это они. Эта бригада, целиком состоявшая из новых армейских батальонов, покрыла себя славой, не имеющей себе равных в анналах наших лучших боевых полков. Восемьсот или девятьсот человек, занимавших линию огня, находились на этой позиции в течение шести недель и держали в страхе турецкую армию, в десять раз превосходившую их по численности.

Было бы праздным хвастовством утверждать, будто они одни удерживали 20 миль фронта, составлявшего оборонительную позицию Баку; многие из бакинских отрядов, которые держали рубежи вместе с ними, иногда делали это очень хорошо, да и бакинская артиллерия была весьма эффективна. Но никто в Баку не стал бы спорить, что только эти храбрые парни из английской Мидлендской бригады не пустили турок в город.

Общие потери этого небольшого отряда в последнем бою составили 180 убитых, раненых и пропавших без вести всех рангов, или около двадцати процентов от общего числа сражавшихся. Потери противостоявших им турок были, конечно, гораздо больше. Результатом дневного сражения стало то, что турок остановили, и именно благодаря этому удалось так успешно высвободить наши войска. Ни один здравомыслящий человек не мог больше надеяться на контратаку со стороны бакинских войск. Окажись такая атака возможной в первые часы 15-го, турок, вероятно, окончательно отбросили бы, но, поскольку такие попытки напрочь отсутствовали, дальнейшее промедление с эвакуацией означало бы только то, что она стала бы невозможной, а турки все равно взяли бы Баку, и еще больше этих славных британских жизней было бы напрасно принесено в жертву.

Материальные потери оказались не столь уж невелики. Два аэроплана, принимавшие активное участие в боях, были изрешечены пулями, и их пришлось уничтожить. Броневики, которые в течение шести недель сражений так отважно поддерживали свою репутацию доблестных бойцов, а также тридцать автомобилей «форд», которые, подобно троянским коням, трудились на перевозках, были оставлены туркам, но не в таком состоянии, чтобы они могли ими как-то воспользоваться.

Когда мы покидали причал, единственным, что там оставалось, был остов маленького бравого легкового «форда», который пронес меня через столько трудностей и опасностей, с тех пор как мы покинули Багдад в январе.

Ближе к закату, приближаясь к персидскому берегу, мы увидели знакомые очертания хребта Эльбрус. Приятно было сознавать, что столь значительная часть войск, как на борту «Крюгера», благополучно вернулась в Персию, но мой разум был полон тревожных предположений о судьбе «Курска» и предшествовавшего ему «Або». Первое известие, которое мы получили, бросив якорь в гавани Энзели, было то, что они уже давно здесь, и все больные и раненые удобно размещены в госпитале на берегу. Оставалось тревожиться только за «Армянина», а так как шли часы и не появлялось ни малейших признаков его существования, я отчаялся снова его когда-либо увидеть. Но, к нашему великому удовольствию, всего через двенадцать часов после нашего прибытия бравое маленькое судно вошло в порт и встало на якорь, сообщив: «Все в порядке». Корабль получил шесть прямых попаданий, но ни одного ниже ватерлинии. Далее приводится выдержка из доклада полковника Роулинсона:

«…В ночь на 14 сентября я предпринял определенные приготовления, чтобы попытаться увести „Армянина“ с набережной арсенала с теми боеприпасами, которые могли бы оказаться полезны врагу и пригодились бы „Данстерфорс“ в случае необходимости эвакуации города. Я получил уведомление, что такое решение было принято в 4 часа дня.

По ходу дела на борту корабля сразу же проявилось враждебное отношение команды, насчитывавшей двадцать шесть человек, которые отказались работать и вообще препятствовали процессу. Пирс переполнили взволнованные горожане и беглые солдаты с линии фронта, распространяющие слухи о катастрофе. При таких обстоятельствах я поставил под ружье двух своих шоферов, денщика и капитана Джексона, и смог при помощи угрозы применения силы расчистить пирс и выставил их на охрану берегового края причала, а сам явился на „Крюгер“ и попросил выделить пикет. Его тут же выслали; он состоял из четырех солдат из Хэмпширского полка.