Иногда я встречал кого-нибудь настоящего. Или настоящую. Но и они оставались позади, как и все остальные. Моя дружба всегда была нарисована пунктиром.

Когда я неплохо заработал, я понял, что придумываю отмазки, чтобы отложить поездку.

Может, Карен права – мы всегда платим какую-то цену за то, чтобы делать, чего мы действительно хотим. Но в чем именно будет заключаться эта цена – никогда не знаешь. Наверное, каждому из нас нужна хоть одна мечта, которая еще не осуществилась. Одна идея, которая не испачкалась о реальность. Чистая картинка желания без всяких «если» и «но».

Может, я просто привык. Привык к этому неприкаянному образу жизни, к балансу между одиночеством в вагончике или джипе и мимолетными связями с людьми, которых повстречал по дороге. Привык к необязательным отношениям, к видам, которые все время меняются, к петляющим шоссе.

Иногда я спрашивал себя, не пора ли остановиться, прекратить эту гонку, оставить мысли о возвращении домой, где-нибудь поселиться, найти жену, работу, хобби. Бросить якорь.

Как ни крути, мне было двадцать с небольшим (хотя тело было лет на десять старше). Отличное время начать новую оседлую жизнь.

Но мне слишком нравились путешествия, я боялся чужих людей вокруг себя и не мог позволить им быть рядом слишком долго – ведь тогда они станут мне друзьями, а я превращусь из заезжего гостя в постоянного жителя. Я просто не мог этого допустить.

Частный детектив не нашел почти ничего о Дане Арбеле. Как выяснилось, вскоре после того, как моего отца ликвидировали, я тоже исчез. Нет, не растворился в воздухе. Меня видели то тут, то там, иногда я ходил в школу, но дом оставался пустым. Тот, кто был в моем теле, отказывался возвращаться и жить там.

Опекун продал дом и купил мне маленькую квартиру, в которой я долго жил, съехав только несколько лет назад. Раз в две-три недели я ходил в школу – пока не бросил. Видели, как я сидел в парке и читал или ездил на старой «субару».

Детектив собрал свидетельства моих одноклассников и некоторых соседей. Но все они никуда не годились.

Я исчез через год после убийства отца. Никто в районе не знал, где я.

– А за пределами района? – спросил я по трансатлантической телефонной связи. – В МВД есть какие-нибудь данные? Я получил водительские права? На меня есть дело в полиции? У меня есть банковская карточка?

– А, – сказал он, – вы хотели, чтобы я искал и за пределами района?

Обманщик, врун и жулик. Если хочешь добиться какого-нибудь результата – делай все сам.

Прошел еще месяц, я работал как вол, ел хлеб с сыром, запивал водой из-под крана, и у меня накопилась сумма, с которой можно было вернуться домой. Вернуться я мог уже давно. В сущности, частного детектива я использовал как предлог. Теперь и этот предлог отжил свое. Я запаковал все, что у меня было, продал джип, выяснил, как перевозить в самолете оружие, и купил билет в Израиль.

Дана Арбеля я нашел недели за две. Вот и все.

Я узнал о нем все, что было нужно, и настал момент, когда я должен был решить, встречаться с ним или исчезнуть.

Я не могу гордиться тем, что сделал. До сих пор я не уверен, что поступил правильно. Но тогда мне было очевидно, что встречаться с ним я не хочу. Все могло пойти иначе, и я не знаю, хорошо это было бы или плохо. Как посмотреть.

Тогда я купил обратный билет.

И снова постарался уехать как можно дальше. Купил другой джип, поновее. Снова стал ездить, следуя зову дороги.

Работа, какая подвернется, вагончики, в которых я мог прожить не больше года. Краткие приятельские отношения, непритязательные романы.

Человек должен знать, кто он такой. Человек должен быть в ладах с тем, кем он решил быть.

Я решил – по крайней мере, в то время – быть мужчиной-одиночкой, который сидит на стоянке для путешественников на крыше джипа, с пивом местного производства, не слишком холодным, в руке и с тысячью звезд над головой.

Слишком часто в жизни я чувствовал себя ни при чем. Чувствовал, что не могу участвовать в этой странной пляске, которую люди танцуют вокруг меня. Под открытым звездным небом я, по крайней мере, понимал, что сам это выбрал, что мне хватает самого себя – пока что. Потому что, наверное, иногда появляется вот это чувство – «пока что». В каждый период жизни ты рассказываешь сам себе, что это лишь временный этап, пока не придет нечто настоящее. Ты не ощущаешь, что это настоящая жизнь, все – только подготовка. И сейчас, вот прямо сейчас, она закончится, и тогда мы заживем по-настоящему.

Вплоть до того момента – в маленькой парикмахерской в Детройте, когда необъятная черная парикмахерша по имени Кларис, громко переговариваясь с коллегами, стригла мои волосы, которых ножницы не касались уже полтора года. Беседовала она преимущественно с другой парикмахершей по имени Дона: та пыталась объяснить Кларис, что такое тест Бекдел[58]. Потом они говорили об «этом наглом» бойфренде Доны и о его страсти к боксу. Я сидел там и, пока ножницы Кларис щелкали вокруг моей головы, листал ежемесячный журнал, который она сунула мне в руки. Вдруг одна статья привлекла мое внимание.

Очерк исследования, которое проводится в Израиле, у меня дома, в Иерусалиме. В сущности, это не одно исследование, а целый комплекс: прогнозирование приступов, картографирование обменов, долгосрочные последствия обменов. Экспериментами, связанными с обменами и приступами, там занимается целое отделение. Статья превозносила заведующего отделением и исследовательской группой – человека по имени Джозеф Стоун – и называла его «Фрэнсис Пайк XXI века».

Когда Кларис отложила ножницы и спросила у меня: «Вот и все, дорогой. Голову помыть хотите?» – мне уже было ясно, что нужно возвращаться в Израиль.

7

Итак, десять лет спустя я снова сел в самолет, летевший в Израиль.

До этого я провел разыскания. Неделями сидел в библиотеках и собирал материалы, пытаясь привести разные данные в порядок. У меня уже была объемистая папка, полная газетных вырезок за последние десять лет, и во многом из-за ее содержимого я и поехал обратно в Израиль.

Во время долгого полета, пока остальные пассажиры спали или смотрели кино, я снова перелистывал вырезки и читал о двоих людях, от которых ожидал помощи больше, чем от кого-либо другого.

Математик утверждает: я подобрала ключ к загадке. Далек ли тот день, когда мы сможем предсказывать приступы?

В статье, опубликованной на этой неделе в «Бостон математикс ревью», утверждается, что этот день ближе, чем мы думали. В статье, написанной математиком доктором Кармен Уильямсон, предпринимается попытка показать, что в определенных условиях можно представить приступы как пространственную статистическую функцию. В каждой точке пространства, утверждает Уильямсон, есть определенный риск приступа. Этот риск меняется с течением времени, его колебания поддаются вычислению, и если кто-нибудь находится в этой точке тогда, когда риск выше определенного порога, можно предсказать, что с этим человеком случится приступ. Хотя пока это только теоретическое предположение, Уильямсон пытается показать, что статистическое распределение колебаний в принципе поддается расчету, даже если пока нам не удалось этого сделать. Уильямсон сравнивает приступы с волновыми функциями субатомных частиц. Как нельзя с точностью определить местонахождение электрона, а можно лишь рассчитать его вероятность, так же, говорит она, если мы сможем подсчитать вероятность местонахождения потенциала приступа, то сможем предугадать, с какой вероятностью в этом определенном месте приступ произойдет.