Но эта истина породила больше вопросов, чем ответов. И я не могла сосредоточиться на них, вообще не могла думать ни о чем – болезненный, изнурительный страх комом подступил к горлу, липкий пот выступил на коже. Мои глаза забегали по сторонам, меня пробрала дрожь. Рид что-то говорил, но я не слышала. В ушах стоял гул.

Моя мать в городе.

По пути назад в Башню шассеров праздник Святого Николая уже утратил для меня всякую прелесть. Деревья были уже не так красивы, костер мерцал не так ярко, даже еда не манила так, как прежде, а рыбная вонь вернулась и снова сдавила мне горло.

Всю дорогу Рид мучил меня вопросами. А когда понял, что ответов не услышит, замолк. Я не могла заставить себя извиниться. Могла лишь прятать дрожащие пальцы, но знала, что Рид все видит.

Она тебя не нашла.

Она тебя не найдет.

Я снова и снова повторяла эту мантру, но выходило неубедительно.

Вскоре впереди показался собор Сан-Сесиль, и я с облегчением выдохнула. Выдох мгновенно перерос во вскрик, когда что-то вдруг шевельнулось в переулке рядом с нами.

Рид дернул меня к себе, но тут же расслабился и досадливо вздохнул.

– Все хорошо. Это просто бродяга.

Но это был не просто бродяга. Руки и ноги у меня онемели, когда я пригляделась… И узнала знакомое лицо и мутные глаза, которые уставились на меня из тени.

Мсье Бернар.

Он сгорбился над мусорной корзиной, держа во рту нечто похожее на дохлое животное. Кожа мсье Бернара, некогда влажная от его же собственной крови, теперь почернела, а черты его тела как будто расплывались. Словно он сам стал живой тенью.

– Господи, – выдохнула я.

Глаза Рида расширились. Он толкнул меня себе за спину и выхватил из-под пальто балисарду.

– Отойди…

– Нет! – Я нырнула ему под руку и преградила путь его кинжалу. – Оставь его! Он никого не трогает!

– Да ты посмотри на него, Лу…

– Он безобиден! – Я схватила Рида за руку. – Не трогай его!

– Нельзя просто оставить его здесь…

– Дай мне с ним поговорить, – взмолилась я. – Может быть, он согласится вернуться со мной в Башню. Я… Я всегда навещала его в лазарете. Может, он меня послушает.

Рид тревожно посмотрел на нас. Спустя долгое мгновение он помрачнел.

– Далеко не отходи. Если он попытается тебе навредить, прячься за меня. Ты поняла?

Я бы глаза закатила, если бы не была в таком ужасе.

– Я сама могу за себя постоять, Рид.

Он схватил меня за руку и прижал ее к своей груди.

– У меня есть клинок, который режет колдовство. Ясно тебе?

Я тяжело сглотнула и кивнула.

Берни совершенно пустым взглядом смотрел, как мы подходим к нему.

– Берни? – Я ободрительно улыбнулась, чувствуя нож Андре у себя в сапоге. – Берни, ты меня помнишь?

Ноль ответа.

Я потянулась к Берни, и когда мои пальцы коснулись его кожи, что-то мелькнуло за пустотой его глаз. Без предупреждения он бросился ко мне. Я вскрикнула и отшатнулась, но Берни схватил мою руку, точно в тиски. На лице его расплылась страшная усмешка.

– Я иду за тобой, дорогая.

Чистый, подлинный страх пополз по моей спине. Парализовал меня.

Я иду за тобой, дорогая… дорогая… дорогая…

Рид, рыча, дернул меня назад и грубой силой вывернул Берни запястье. Почерневшие пальцы его разжались, и я смогла вырваться. Едва наши руки разомкнулись, как Берни снова обмяк – будто марионетка, которой обрезали нитки.

Но Рид все равно ударил его кинжалом.

Когда балисарда пронзила грудь мсье Бернара, тени, покрывшие его кожу, растворились, впервые обнажив его истинный облик.

Чувствуя, как к горлу подступает желчь, я смотрела на его хрупкую кожу, седые волосы, морщинки в уголках рта. Только глаза остались мутными – слепыми. Берни закашлялся, захлебываясь, а из груди его хлынула кровь – на этот раз красная, чистая, не ядовитая. Я упала на колени рядом с ним и взяла его ладони в свои. По моему лицу покатились слезы.

– Мне очень жаль, Берни.

В последний раз его глаза обратились ко мне. И закрылись навсегда.

У церкви стояли крытые повозки Древних сестер, но я их почти не замечала. Будто оказавшись в чужом теле, я безмолвно плыла над толпой.

Берни умер. Хуже того – его заколдовала моя мать.

Я иду за тобой, дорогая.

Эти слова эхом отдавались в моих мыслях. Снова, и снова, и снова. Ошибки быть не могло.

Я вздрогнула, вспоминая, как ожил Берни от моего прикосновения. Как он пристально наблюдал за мной в лазарете. Как глупо было счесть, что он просто хотел положить конец своим страданиям, когда пытался прыгнуть из окна лазарета. Его побег… И предостережение мадам Лабелль…

Слишком уж сходится все по времени, совпадением это быть не может. Берни пытался добраться до моей матери.

Когда мы вошли в нашу комнату, Рид ничего не сказал. Похоже, смерть Берни потрясла его не меньше, чем меня. Золотистая кожа Рида стала пепельной, а руки подрагивали, когда он открывал дверь спальни.

Смерть. Она всюду преследовала меня, затрагивала всех и все, что было мне дорого. Похоже, убежать от нее мне не удастся. И скрыться не выйдет тоже. Этот кошмар не закончится никогда.

Когда Рид захлопнул дверь, я стянула с себя новый плащ и окровавленное платье, бросив нож Андре в стол и желая поскорее стереть все воспоминания о крови на моей коже. Нож меня все равно не защитит. Точно не от нее. Надевая новое платье, я снова тщетно попыталась скрыть дрожь в пальцах.

Рид сжал губы в тонкую нить, наблюдая за мной, и по напряженному молчанию я поняла, что передышки ждать не стоит.

– Что? – Я рухнула на кровать, чувствуя, как гордость во мне уступает место усталости.

Его взгляд не смягчился. Не на этот раз.

– Ты что-то от меня скрываешь.

Но сил на этот разговор у меня не было. Только не после встречи с мадам Лабелль и Берни. Не теперь, когда я узнала, что моя мать выяснила, где я.

Я упала на подушку, силясь не закрывать глаза.

– Разумеется, скрываю. На чердаке в Солей-и-Лун я тебе так и сказала.

– Что мадам Лабелль имела в виду, когда спросила, знаю ли я тебя по-настоящему?

– Кто ее знает… – Я села и слабо ему улыбнулась. – Она явно напрочь свихнулась.

Рид указал на кольцо Анжелики.

– Она говорила о нем. Это она тебе его дала?

– Я не знаю, – прошептала я.

Он взлохматил себе волосы, злясь с каждой секундой все больше.