зеленой гривой и желтыми копытами: ей по-прежнему больше всего на свете хотелось собственного пони. – Пони я тебе не могу купить, Люс, но зато держи целую стопку бумаги. Хватит на несколько месяцев.

Люси чмокнула ее в щеку и радостно вцепилась в листки, которыми Маб запаслась в Блетчли-Парке. Люси уже исполнилось шесть лет, она была подвижная, как мартышка, на голове копна непослушных темных кудрей. Маб нахмурилась и крикнула в сторону кухни:

– Ма, ну почему Люси бегает в одном белье?

Несмотря на дождливый майский день, в квартире было душно. И все же Маб хотелось видеть Люси одетой во что-то получше грязной майки и трусов.

– Ты бегала в таком виде до восьми лет, – напомнила мать, входя в комнату с чайными кружками, в углу рта сигарета. – А теперь гляди, какая вся из себя, фу-ты ну-ты!

Нынче, обращаясь к Маб, миссис Чурт не могла удержаться от несколько раздраженного восхищения. Сначала греческий принц отвез ее и Люси в роскошный отель, потом ее нарядили в одолженное на день шелковое платье, и на ее глазах дочь, облаченная в кремовый атлас от Хартнелла, произнесла брачные обеты вместе с джентльменом в костюме с Сэвил-роу – все это повергло миссис Чурт в полную прострацию. Маб однажды услышала, как мать жалуется соседке: «Ну почему остальные мои девочки не стали как Мейбл? Повыходили за простых докеров и фабричных рабочих, а ей стоило поманить пальцем – и заграбастала настоящего джентльмена!».

– А пары фунтов у тебя не найдется? – спросила она теперь, получив от Маб все лишние талоны на одежду, которые та отложила для Люси.

– Это ведь почти что получка за неделю, Ма…

– А разве этот твой муж ничего не дает на булавки?

Вообще-то Фрэнсис предложил делиться с ней деньгами, но Маб решила не жадничать – ведь государство уже оплачивало ее квартиру и питание. Не хотелось, чтобы он подумал, будто она из тех женщин, которые вечно клянчат у мужа.

– Я ведь еще не веду хозяйство, так что пока в этом нет нужды.

Маб положила на стол пару однофунтовых купюр, одела Люси потеплее и повела ее в парк.

– Хочешь жить в Ковентри после войны, Люс? Это в самой середине Англии, там есть дом, который будет моим, а ты сможешь учиться ездить верхом.

– Я не хочу учиться ездить потом, я хочу сейчас.

– Могу тебя понять. – Маб взяла сестренку за руку, пересекая Роттен-роу[62]. – Я и сама много чего хочу прямо сейчас. Но ведь идет война.

– Почему все только и говорят, что об этом? – возмутилась Люси.

Ну да, она, наверное, и не помнила времени, когда не было никакой войны…

На закате Маб, полная надежд, вернулась на квартиру Фрэнсиса. Но квартирная хозяйка лишь покачала головой:

– Он пока не вернулся, моя милая. Подождете в комнате? Обычно я прошу показать свидетельство о браке, прежде чем позволить даме подняться к одному из моих постояльцев, но мистер Фрэнсис такой респектабельный джентльмен…

«Да не настолько уж респектабельный», – ухмыльнулась про себя Маб, поднимаясь по застланной ковровой дорожкой лестнице. Временами тихоня Фрэнсис сочинял совершенно непристойные письма. Вот еще одна вещь, которую она о нем узнала после того уик-энда в Озерном крае.

Я сижу за письменным столом в одной рубашке под кошмарной газовой горелкой, весь перепачканный чернилами, и мечтаю о том, как длинная карта твоего тела медленно разворачивается на моей неприбранной кровати. Эту карту я еще далеко не доисследовал, хотя пара достопримечательностей знакомы мне уже достаточно хорошо, чтобы о них мечтать. Твои горы и долы, твои долины и холмы, твои лукавые глаза. Ты – бесконечная винтовая лестница в рай, и хотелось бы мне накрутить на руку твои волосы и взобраться на тебя, как на ту высоченную гору в Непале, покоряя которую бесчисленные альпинисты погибли в состоянии экстаза. Прости, я переборщил с метафорами, но так бывает, когда очень соскучился, а ты уже знаешь, что поэт я никудышный. Я бы процитировал того, кто куда лучше меня, и выдал его труды за свои, но ты ведь слишком начитанна, чтобы мне это сошло с рук. «Моим рукам-скитальцам дай патент обследовать весь этот континент…»[63] О Маб, моя новооткрытая земля! Входит ли Джон Донн в твой список классической литературы? Впрочем, его, наверное, считают неприличным для дамских взоров. Да и мужчин, честно говоря, он погружает далеко не в благочестивые размышления, особенно если мечтать о тебе, моя прелестная карта, моя непройденная лестница…

Комната Фрэнсиса находилась на самом верхнем этаже. Маб отперла дверь, и тут ей пришло в голову, что она понятия не имеет о том, как он здесь живет, – ни в одном из своих многочисленных писем он ни разу не описал это место. Она огляделась в аккуратной, безликой спаленке, не находя никаких признаков присутствия Фрэнсиса; повсюду вязаные крючком салфеточки и искусственные цветы из шелка, явно собственность квартирной хозяйки, истинной викторианки. Им здесь даже не пахло – ни его лосьоном для бритья, ни его рубашками, ни его мылом.

«Чувствуй себя как дома», – написал он. Ей не хотелось быть бесцеремонной, и в то же время она сгорала от любопытства. Его постель была застелена с предельной аккуратностью, покрывало натянуто туго, без единой морщинки, – видимо, он сохранил некоторые приобретенные на предыдущей войне армейские привычки. На письменном столе лишь авторучка, бювар и писчая бумага. И фотография в захватанной рамке, лицом вниз. Маб ее перевернула и увидела четырех юношей в военной форме. Ее как штыком пронзило, когда она узнала в самом низкорослом из четверых Фрэнсиса. Форма на нем болталась, слишком длинные брюки складками лежали на ботинках, он сжимал винтовку, улыбаясь до ушей, как будто впереди ждало величайшее на свете приключение. А вот трое других выглядели мрачнее, их улыбки казались циничнее – или ей померещилось? Да и много ли разглядишь в расплывчатом снимке? В углу была нацарапана дата: «апрель 1918».

– Ах ты бедняга, – тихо проговорила она, дотрагиваясь пальцем до юного лица мужа. Она никогда еще не видела, чтобы Фрэнсис так широко улыбался, и теперь задумалась, а случалось ли ему снова так сиять после апреля 1918-го. На обороте карточки не было имен его товарищей. «Они не выжили, – подумала Маб, возвращая фотографию на место лицом вниз. – Бьюсь об заклад на что угодно».

Других фотографий она не нашла – ни его родителей, ни своей собственной. У нее не оказалось фотокарточки, которую она могла бы ему послать, – надо будет как-то решить этот вопрос, – а на свадьбе им не удалось сняться, поскольку Озла