и Виттория тоже уехали до конца лета, и круг ее общения резко сократился до коллег и друзей по работе – Мелиссы, Тони и Джейн, которые, конечно, были в курсе ее отношений с Арманом, но не считали его отсутствие поводом для грусти. Более того, Мелисса и Джейн были убеждены, что ей не стоило так зацикливаться на Армане, ведь при том богатстве выбора, каким мог похвастать Лондон, она могла бы быстро подыскать ему достойную замену, а Тони так просто мечтал стать той самой заменой, поэтому рассчитывать на его сочувствие в этом вопросе тоже не приходилось.

Безусловно, она не была убита горем и не страдала дни и ночи напролет (на это у нее элементарно не было времени): она работала, гуляла с друзьями и почти каждый вечер проводила где-нибудь в городе – благо в британской столице можно найти миллион вариантов, чем занять себя в свободные часы, но иногда у друзей были какие-то дела, и она оставалась дома одна, наедине со своими раздумьями и занудным английским сплином. В такие минуты ей было несладко, но больше всего угнетала мысль о том, что где-то там, далеко, в Лондоне или в Алма-Ате, происходило сейчас нечто захватывающее и увлекательное, а жизнь – полнокровная, яркая, насыщенная событиями и встречами с интересными людьми – проходила мимо, пока она, одинокая и всеми забытая, сидела в своей маленькой квартирке в одуряюще тихом районе Лондона и едва не выла на луну.

Так было и в тот раз, когда, коротая пятничный вечер в одиночестве, она решила лечь пораньше, чтобы не изводить себя ненавистной рефлексией и в кои-то веки выспаться. В последнее время она подолгу не могла заснуть, часами ворочаясь в постели и лишь под утро погружаясь в неглубокий сон без сновидений, однако сегодня забвение пришло довольно быстро, и ей приснился на удивление красочный и странный сон.

Ей снился всадник, едущий по степи. Он ехал медленно, не спеша, наслаждаясь бескрайним простором и безоблачно-синим небом над головой. Сабина не видела его лица (на нем был малахай62, низко надвинутый на глаза), но было очевидно, что он молод и полон сил. Постепенно залитая солнцем равнина, радовавшая глаз, сменилась каменистым горным ущельем, неприветливым и темным, и вскоре путь всаднику преградили скалистые горы, такие высокие, что их вершины исчезали в толще плотных серых облаков. Подъехав к скалам, всадник пару минут озирался, а затем, приняв решение, без колебаний спешился и стал карабкаться вверх по отвесной каменной стене – все выше и выше, к самому небу, туда, где горные пики тонули в заоблачной выси. Было неясно, что заставляло всадника так рисковать, но он явно стремился одолеть эти горы. Земля уже скрылась из виду, а он все поднимался к спрятанной за облаками вершине, к неведомой цели, которая была уже так близка. Внезапно маленький камень выскользнул из-под его ноги – несчастный, лишившись опоры, не удержался и, испустив истошный вопль, сорвался вниз, в леденящую душу бездну. Он падал, и его протяжный крик эхом отражался от равнодушных скал. Столкновение с землей было неизбежно, но в последний, самый отчаянный момент где-то внизу мелькнула огромная тень, с чудовищной скоростью пронесшаяся между хрупкой человеческой фигуркой и усеянным валунами дном ущелья. Еще одна тревожная секунда… и человек взмыл вверх, под облака, восседая на спине могучего тулпара, рассекавшего воздух взмахами мощных крыльев. Черный как ночь крылатый конь поднимался со своей ношей в небо, а Сабина чувствовала, как сердце всадника переполняло ощущение счастья и пьянящей, кружащей голову свободы, пришедших на смену тьме и ужасу последних минут.

Она проснулась вся в поту, тяжело дыша. Казалось, эти перипетии происходили с ней самой, причем наяву – такими яркими были эмоции, которые она испытала вместе с безымянным всадником из своего сна. Была глубокая ночь, но Сабина даже не пыталась снова уснуть: слишком она была взволнована и возбуждена. Лежа с открытыми глазами, она вновь и вновь вызывала в памяти подробности видения, но они ускользали от нее, сливаясь в одно невообразимое переживание – адскую смесь безнадежности, страха и в то же время неистового восторга при мысли об освобождении от чего-то тяжкого и гнетущего. Она не могла разобраться, какое из этих чувств было сильнее и какое впечатление – удручающее или жизнеутверждающее – осталось у нее в итоге, думая о том, что утром непременно нужно будет покопаться в соннике, чтобы понять, что все это означало.

Так, в смятении и замешательстве, она провела пару часов, а затем решила, что больше не может валяться в кровати, бесцельно глядя в потолок. Она встала, подошла к окну и, отдернув шторы, села на подоконник. Небо было хмурым и безжизненным, настроение тоже оставляло желать лучшего: впереди была суббота, и Сабину ожидала перспектива либо праздно шататься по городу и по магазинам, либо весь день торчать дома перед телевизором, изнемогая от скуки. В любом случае, эти выходные ей предстояло провести наедине с собой, поскольку все ее лондонские друзья, словно сговорившись, были заняты семейными делами, а вот семья Сабины, к сожалению, была далеко.

Как было бы здорово оказаться сейчас рядом с родителями, с которыми даже банальный просмотр телевизора, учитывая их с папой привычку все комментировать и шутить, был в радость. Она так явственно вообразила себе эту картину – их гостиную, папу, полулежащего на диване с газетой и приспущенными на кончик носа очками, и маму, уютно устроившуюся в кресле под теплым пледом, – что у нее защемило сердце. Ей захотелось сейчас же, немедленно позвонить им, чтобы хотя бы услышать в трубке их голоса, иначе найти в себе силы на то, чтобы пережить этот тоскливый уикенд, было негде. Она уже потянулась к телефону, чтобы набрать домашний номер, но тут ее взгляд упал на часы – они показывали четыре утра, то есть в Алма-Ате сейчас было девять. Мама и папа наверняка отсыпались после рабочей недели, и она передумала их будить.

Но что же делать? Ей очень нужно было с кем-то поговорить. Арман, конечно, тоже еще спал, но он не звонил ей целую неделю – был повод напомнить ему о своем существовании. Однако он не брал трубку, и раздосадованная Сабина решила, что следующей жертвой ее телефонного терроризма станет Аида.

– Алло, – голос подруги звучал недружелюбно и заспанно, но ничего другого Сабина и не ждала.

– Привет, соня! Дрыхнешь еще?

– Кто это? Вы куда звоните?

Сабина так и видела перед собой недовольную физиономию Аиды с всклокоченными