же самое, что Постникову довелось услышать в прежнем дубоградском кошмаре со стеклянной призмой и вязким скульптурным гелем. Не исключено, что под этим озером скрывалась самая большая опасность.

Осматривая гранитные берега, Постников набрел на неоглядной величины вогнутую поверхность, похожую на неглубокую, но широченную чашу непроглядно черного цвета. Она не пропускала снизу и не отражала ни единой капли звездного света. Постникову показалось, что именно так может выглядеть поверхность космической черной дыры. Медленные звуки наплывали как раз оттуда – может быть, это было что-то вроде вентиляционного отверстия, под которым вращался вентилятор внушительной величины, отводивший тепло от чего-то, спрятанного в глубине.

– Отделение земли от воды, – потрясенно прошептал Постников.

Он подобрал с земли килограммовый осколок кирпича и швырнул его в темную ткань черной дыры. Она не шелохнулась, и кирпич исчез без звука, плеска или кругов на поверхности. Поверхность оставалась безупречно ровной. Постников прислушался. Ничего, кроме того самого шороха.

Прорезалась мысль, что он не знает, как вести себя дальше. По всему выходило – идти ему в эту чашу или чем это еще ни было. Но пробовать не хотелось: ее поверхность вроде гладкого и ровного черного бархата излучала древний и безотчетный ужас. Она была похожа на плотную занавесь у входа во вселенную чужих.

Постников подвел носилки поближе к странной чаше. Сквозь смотровое окно было видно, что кожа на лице женщины приобрела стеариновый оттенок.

– Это все чепуха, – утешал Постников. – Просто солнце здесь другое, и свет не такой. Мне до ужаса нравилось слушать, как ты сидела со своими планшетами в дендропарке и зарисовывала местные строения, чтобы руку набить. Всему-то на свете тебя научила твоя архитектурная наука. Разве что понимать людей не научила. А на этой чертовой горе нет никаких докторов!

Очень резко и густо повалил снег. Постников подставил ладонь и удивился – снежинки оказались теплыми. Похоже, пепел. Облака гари несло к горе, и они накрывали по дороге улицы светлым покрывалом. Блеклые хлопья бесшумно садились на газонную траву, на камни, отчего все постепенно приобретало неестественно зимний облик.

Проскочили, черт знает как, но проскочили… Постников присел на обломок какой-то коринфской колонны с тонкой лепниной и стал смотреть вниз на город. Видимость оказалась дрянная – пыль висела стеной на полгоризонта. Сквозь нее далеко в долине за Эфраимом показались вдруг танки. Они неспешно подбирались к городу. Было их не то чтобы очень много, но лезли они с муравьиной наглостью, презирая дороги, по полям, сминали заборы и дачные сараи, словно картон.

Не очень далеко, километрах в пяти над Лафраментой, тяжко рухнул с неба синий молот и понизу сразу полыхнуло невыносимое зарево. Удар был во много раз мощнее, чем тогда в лесу. Медицинская тележка жалобно пискнула и безжизненно села на траву. Похоже, ее электронные мозги намертво выжгло – электромагнитный импульс или как там он называется, Постников этого в точности не знал.

И две буквы замолчали. Конец радиомаяку.

Возле самого его уха нежно пропел осколок, в лицо стукнуло горячим воздухом, и Постникова сразу снесло с ног. Если описывать точнее, подняло в воздух и потащило по навесной траектории. Упав, он покатился по земле, тяжело хрипя и хватаясь за сухие стебли.

Это был прилет неизвестно откуда взявшегося артиллерийского снаряда. От взрыва ему хорошо досталось. Посекло осколками гранита спину и плечо, дышать во все легкие стало трудновато. Зато ноги оказались целы, да и руки двигались.

В непроглядной дали за фермами и лесам по всему горизонту стала медленно проступать и шириться воздушная рябь, вроде той, что бывает над костром. Оттуда приближался к городу невиданной высоты смерч – бешеная и стройная воронки, вокруг которой, как казалось издалека, очень медленно закрутило целые дома, гаражи и автомобили. Вихрь путешествовал опасной юлой, меняя курс. Горизонт позади него искривился и начал стягиваться в горловину, обнажая на месте зеленых рощ и полосатых пастбищ тот самый черно-лиловый цвет голой пустоты, абсолютного ничто. Картина становилась по-настоящему жуткой и невиданной – грубый, ободранный космос, с которого срывало клочьями обжитой человеком мир.

Черная с фиолетовой поволокой стена неотвратимо подступала с юга к городу, попутно срезая, как рубанок, небо и землю. С горы прекрасно было видно, как издыхающая орбитальная ПВО вложилась полностью в последний удар и стегнула по черноте гигантским ярко-синим импульсом, который лишь красиво перечеркнул черную стену, как геральдический знак гибнущего в бою королевского дома. Яростная вспышка прожгла все последним невыносимым светом, и на землю обрушилась кромешная полностью непроглядная тьма.

Случившееся в долине дало скверное воздействие на глаза Постникова. Подобно фонарику с намертво севшей батарейкой, зрение подмигнуло и погасло, швырнув в непроглядную темень. Все эти орбитальные удары доконали вживленную биоэлектронику окончательно.

Это было полбеды. Хуже оказалось другое: армейский реанимационный саркофаг раскололся надвое и залитый вытекшими физрастворами валялся в золе, безобразно раскинув свои трубчатые кишки. И он был пуст. Постников зашарил лихорадочно в пепле и ломких и шуршащих листьях. Искать мертвую в сумерках непросто, даже если у вас оба глаза в порядке. А уж если вы слепы, то лучше и не пытаться. К тому же осыпавшаяся после взрыва земля надежно спрятала тело. Тем не менее, он принялся ползать по земле, как безглазый червяк, обшаривая руками колючие сухие былинки, камни, пока каким-то чудом не наткнулся на холодную руку маленькой женщины в стороне от лестницы среди горелых пней и срезанных ударом веток. Он осторожно поднял ее и заковылял обратно к источнику подземного шума. Гудение из таинственной приозерной шахты помогло – без этого ориентира он забрел бы невесть в какие места. Да, очень похоже на то, что под землей работала вентиляция, чтобы охлаждать что-то спрятанное в глубине.

Становилось ясно, что никакой обратной дороги нет. Постников заметил, что Анна как будто потеряла вес. Странная легкость обхватила его руки и ноги. Но дышать при этом стало тяжелее, словно одновременно таяли гравитация и кислород. Обхватив Анну поплотнее, он зашагал на звук, нащупал носком ботинка каменный парапет, поднялся на него и встал на краю шуршащей чаши. Из нее поднимался в ровном и неторопливом ритме шорох гигантского вентилятора. Приноравливаясь к его частоте, Постников говорил шепотом:

– Плевать мы на это хотели, Аннушка. Да теперь уж все равно. Вот незадача: забыл спросить, как называется гора – да теперь уж и не у кого… Как он там говорил? Осенний вечер наступает быстрее, чем камень тонет в торфяном болоте? Ну, как говорится, за нашу советскую родину!

С неуклюжей и отчаянной решимостью Постников спрыгнул