повело боком и развернуло, она нелепо взмахнула руками и стала заваливаться на асфальт.

– Пулевое! Пулевое! – заорали поблизости. – Медик, мгновенно!

Маленькая языческая богиня была отшвырнута на тротуар и лежала, закрыв глаза. Ее лицо было перепачкано травой и пылью.

– Пусть лучше так, очень хорошо… – еле слышно выдохнула она, когда Постников слишком поздно прикрыл ее. Женщина сразу уменьшилась и съежилась, и бледность на щеках сделала ее лицо жалким.

– Спаси… – прошептала побелевшая Анна, и кровь страшно проступила на ее губах. – Спа…

– Трехсотый возле кольца! Женщина, гражданская, медика, носилки живее, – деловито командовал полковник.

***

– Двойное проникающее в грудную и в брюшную полость. Пули, похоже, обе разрывные. Может, и позвоночник поврежден, кто его знает, – без эмоций перечислял лейтенант О’Рейли, оказавшийся еще и парамедиком. Он безрезультатно рвал с руки красную перчатку.

– Теперь раненая в отключке: болевой шок. Обезболивающее вколол – все что могу. Умрет или от болевого шока (что было бы куда лучше), или от кровопотери, но тоже с минуты на минуту.

Постникову показалось, что страшно побелевшие скулы и заострившийся нос Анны кричали без слов – за что меня так?

Из «Тигра» вылез Блюменталь и остановился рядом. Он пояснил:

– Этот снаряд называется «летучая крыса». Он может убивать только гражданских без бронежилетов – заряжают в него две-три разрывные пули, чип и пару видеокамер. Стоит копейки, прилетает пачками. Гниды они, вот кто!

– А ведь прилетели по твою душу, Постников, – хмуро сказал Малданов.

– Нечего ее хоронить! – со злостью выкрикнул Постников. – Она живучая, везите ее в реанимацию операцию, поживее!

– Ты видел сам, что никакой операционной нет, – ответил полковник. – А с трупом на руках тебе не подняться к озеру. Потеряем обоих.

– Без нее никуда не пойду, – сказал Постников.

Полковник призадумался.

– Ну, если так… Капитан, дайте носилки!

Блюменталь кивнув, сунулся в багажник «Тигра», и перед Постниковым сию минуту легли на землю армейские носилки странной формы – вроде небольшого египетского саркофага, только в камуфляжном обтекаемом корпусе.

– И как я это поволоку? – спросил Постников.

Полковник молча щелкнул кнопкой в борту саркофага, тот плавно приподнялся и повис в воздухе.

Опять гравитационная подвеска, сообразил Постников. Он кивнул, потому что говорить было глупо. Анну поместили в носилки, подключили к вентиляции легких и капельницам. В небольшое окошко было видно лишь ее страшно бледное лицо, на которое беспомощно упала чернейшая прядь волос.

– Сколько она продержится?

О’Рейли пожал плечами, а полковник сказал:

– Все что могу, извини. Это общевойсковая реанимационная капсула-эвакуатор. Штука полезная, умеет обрабатывать раны и спасать людей. Но только не в этом случае – слишком уж все ясно. Я бы дал тебе отделение бойцов для прикрытия, да только к озеру никому сейчас ходу нет, сам понимаешь.

– Вы-то сами как здесь? Остаетесь?

– Ничего, как-нибудь. Потихоньку, – ответил полковник и внезапно и криво ухмыльнулся, отчего перекосился его примечательный шрам. – Знаешь, товарищ Постников, я не сказал бы, что тебя так уж просто бить с катушек.

– Странная тишина в городе, – сказал Постников. – Отбились?

– Минуту назад подняли остатки ВКС. Они как раз умирают за пару сот километров к югу отсюда. Только чтобы ты добрался до места.

– Мне пора. Спасибо вам. Как вас по имени-отчеству?

– Просто Малданов.

– Прощайте!

– Да. И еще вот что. Темнеет. Ступай осмотрительно. Озеро ночью – совсем не то что днем. Но главное – ничего не бойся, ясно? Не надо бояться прыжка. Хуже уж точно не станет.

– Прямо к теплообменнику держи! – крикнул Блюменталь из машины. – В гору полезешь – держи к озеру, не промажешь!

***

Перемахнуть через зиккураты битой кирпичной кладки, кирпича и стальных балок – непростое дело, если вы еще не пробовали. Очень кстати пришлось, что носилки на невесомом ходу, и поэтому плавали себе по воздуху, словно пушинка, не касаясь земли и камней. За кучей осыпавшегося камня громче запищал головной радиомаяк – две буквы, справа и слева. Направление верное, если они одинаковой громкости.

Несмотря на разгром, Постников узнал это место. Снизу, от кольцевой автодороги, к широкой и ровной чашеобразной площадке полого взбегали широкие уступы-террасы, прорезанные широкой лестницей. Ее ступени теперь были поломаны взрывами и разбросаны в тоскливом беспорядке, словно клавиши сброшенного с пятого этажа пианино. От восхитительных дворцов, фонтанов и эспланад не сохранилось камня на камне, щебень и осколки стеклянной мозаики – вот и все, что осталось от прекрасной Озерной Плазы.

Кашляя, он полз вдоль полуразбитой стены по щебенке, крошка сыпалась ему за воротник с остатков стен и подымала новые комья серой пыли. Не оборачиваясь, он брел к вершине. Перемолотая каменная лестница лезла все выше, и безмолвный груз бесшумно плыл рядом в полуметре над поверхностью.

– Глупая, глупая Аннушка. Жила бы себе своей жизнью, проектировала и строила бы свои спорткомплексы, – рассеянно сказал Постников и надрывно чихнул. Зудело в носу страшно, доставала не одна только пыль, еще и едкий дым растекался низом, душил и мешал разглядеть, что там впереди.

Преодолев таким образом еще с километр, Постников выхаркнул черноватой кровью и упал на заваленный кусками гранита газон, не в силах пошевелить пальцем. Прижавшись щекой к прохладной истерзанной земле, он с отстраненным любопытством наблюдал, как прямо перед его носом из грунта проклюнулся молодой стебель неведомой травы, вылез и распустился за одну минуту в красный цветок, похожий на клевер. Прошмыгнула между валунами мышь-полевка, притворяясь катящимся сухим листком.

Как ни странно, это придало бодрости. Постников поднялся и дальше потащил Анну наверх. Еще через сотню шагов увидел непонятное: в быстрых горных сумерках земная твердь перед ним пропала, и звезды проступили сверху и снизу. Он встряхнул головой, но это не помогло – загадочное явление не исчезло. Сделав еще несколько шагов, он догадался: отражения звезд опрокинулись в зеркало горного озера, к которому привел каменный подъем. Лестница закончилась ровной площадкой и сравнительно целой набережной, окаймлявшей невозмутимое блестяще-стальное озеро, в котором отражались каменистые горные кряжи, поросшие сосняком, а еще дальше выглядывала из темноты белоснежная плоско срезанная вершина горы. Еще он разглядел, несмотря на не такой уж поздний час, прежде виденные им золотые линии в небе и воде. Постникову вдруг стало понятна их природа, они – нечто вроде защитного поля, и эта защита держалась, похоже, из последних сил.

Со стороны озера волнами приходили странно знакомые звуки в замедленном ритме:

– Вшшшухх…. Вшшшухх.

Затихнут на полминуты – и зазвучат снова. Глубинный шорох был пронизывающего свойства, он заметно резонировал с горной породой, со скалой под ногами, которые отвечали мелкой дрожью. И звук этот был то