назревающую внутри меня бурю, и свежий воздух обжигает легкие. Мои пальцы скользят по краям вывески во дворе с надписью «Продается».

— Винсент? — голос Евы звучит мягко и нерешительно, — ты уверен, что хочешь? Тебе не обязательно это делать.

Она подходит ближе, ее беспокойство окутывает меня, словно одеяло.

— Это всего лишь дом, — говорю я, пожимая плечами.

— Но всё же, с этим местом связано много прекрасных воспоминаний.

Я вздыхаю, прежде чем повернуться и взять Еву на руки. Она наклоняется ко мне, и нежный ветерок щекочет наши тела.

— В этом месте есть столько воспоминаний, которые я предпочел бы забыть.

Руки Евы скользят по моей спине, сжимая ткань моей рубашки. Я вижу, что она обеспокоена тем, будто я совершаю ошибку. Я не знаю, как убедить ее, что этот дом на берегу был мечтой моего отца, а не моей. У меня есть всё, о чем я когда-либо мечтал или хотел, — прямо здесь, в моих руках.

Я стискиваю ее крепче, желая передать своими прикосновениями то, что мне трудно передать словами.

— Ева, иногда историю невозможно переписать, — шепчу я ей на ухо, и мой голос полон сожаления и решимости, — но я бы предпочел вместе писать наше собственное будущее, чем застрять в прошлом.

Она слегка отстраняется, ища в моем лице ответы на свои вопросы.

— Винсент, я хочу быть с тобой, несмотря ни на что. Ты ведь знаешь это, верно?

— Да. Я знаю, что эта жизнь не всегда легка, но каждый божий день, что я дышу, я буду работать над тем, чтобы сделать твою жизнь как можно прекрасней.

— Как ты думаешь, полиция больше не будет задавать вопросы об Энтони? — спрашивает она, утыкаясь головой мне в грудь.

Из меня вырывается смешок.

— Ты скоро поймешь, что полиция никогда не перестает задавать вопросы. Если не об Энтони, то о чем-то другом.

— Разве тебе это не надоедает? Постоянное чувство страха и беспокойства.

— Но я не боюсь и не беспокоюсь. Я знаю, тебе трудно это понять, но вся моя жизнь протекала в постоянном хаосе и неопределенности, поэтому меня трудно запутать или сбить с толку.

— Я не знаю, буду ли я когда-нибудь так же спокойна, как ты, в подобной ситуации, — признается она.

— Тебе и не обязательно, — уверяю я ее, — всё, что тебе нужно сделать, это поверить, что я не остановлюсь ни перед чем, чтобы защитить тебя.

Я беру Еву за руку и тяну ее к крыльцу, усаживаясь в кресло, я тяну ее к себе на колени.

— Это действительно красивое место, как-то жалко его продавать, — говорит Ева, оглядывая дом.

— Оно прекрасно, но если нам нужно место на побережье, я хочу выбрать дом вместе. Место, которое станет нашей мечтой и частью нашей истории. Я готов оставить своего отца и всю ложь, которую он хранил в прошлом.

Ева ерзает у меня на коленях, и по тому, что она избегает зрительного контакта, я могу сказать, что она что-то скрывает.

— Что-то не так?

Она закусывает губу, глядя на меня с опаской в глазах.

— Джиа не открыла мне дверь, когда я пыталась навестить ее, — говорит она.

Я качаю головой.

— Мне бы хотелось сказать ей правду, но эта ложь необходима для того, чтобы защитить нас.

— Она думает, что убила своего отца, Винсент. Марко говорит, что она в такой депрессии, что даже не выходит из дома.

— Она справится с этим.

— А что, если нет?

— Джиа сильная. В конце концов она оправится, но я не могу рисковать, рассказав ей правду о той ночи.

Пальцы Евы сжимают мои, когда она смотрит мне в глаза, ища утешения.

— Я не понимаю. Почему ты не хочешь рассказать ей? Энтони предал семью. Все поймут, почему ты сделал то, что сделал.

Я делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями. Я не люблю объясняться, но Ева постоянно бросает мне вызов.

— Я должен был сказать Джии той ночью в больнице, что это я убил ее отца, но я не сделал этого. Чем больше времени проходило, тем больше эта версия укоренялась. Я не могу сейчас вернуться и изменить свою историю о том, что произошло. Другие капо подумают, что я этого не сделал, потому что я трус. Марко был бы в ярости, если бы я не сказал ему правду. Мне ненавистно то, что я не могу этого изменить, но, к сожалению, сейчас лучший путь двигаться вперед — это признать правду о том, что именно Джиа положила конец жизни Энтони, а я сохраню эту тайну, чтобы защитить всех нас.

Ева сидит молча, переваривая мои слова. Я вижу борьбу на ее лице, она разрывается между желанием помочь Джии и довериться мне.

— Ненавижу видеть, что она страдает, — говорит, наконец, Ева, — ей нужно двигаться дальше.

Я нежно глажу ее по щеке, очерчивая большим пальцем круги на ее коже.

— Я знаю детка. То, как ты заботишься о людях — одна из причин, по которой я так тебя люблю, но мне нужно, чтобы ты верила, когда я говорю что это к лучшему. Джии придется найти свой собственный способ исцелиться. Кроме того, она сделала свой выбор, когда решила помочь отцу сбежать из города.

— Не забывай, именно благодаря Джии мы все были спасены той ночью. Нико тоже, — напоминает она мне.

Разочарованный, я качаю головой.

— Я больше не хочу об этом говорить. Всё случилось, как должно было случиться, и мы ничего не можем сделать, чтобы это изменить.

Глаза Евы ищут меня, тревога отражается в каждой морщинке на ее лице. Она сжимает мою руку крепче, прежде чем, наконец, понимающе кивнуть.

— Прости.

— Тебе не нужно извиняться, — говорю я тихо, а затем нежно целую ее в лоб.

Некоторое время мы сидим молча, тяжесть наших эмоций тяжело нависает в воздухе над нами. Старый дом скрипит вокруг нас, словно аккомпанирует нашему общему бремени. Но, несмотря на всё это,