Ну, вот, убитому лосю он успел отцовской кровью один рог испачкать, рана в животе была явно от лосиного рога, а не от ножа… уж, охотники в этом деле толк понимают! И все решили, что это несчастный случай на охоте! И я графиня — трам-пам-пам! Завещание-то графское — вот оно!

Ах, да! Про второго кардинала! Я как раз делала вид, что я в трауре, а тут этот кардинал, пылая страстью… А у меня все ночи Жерар в постели проводил! А он ревнивый — жуть! Что делать? Ну, я тихонько шепчу на ушко кардиналу, мол, нельзя мне, у меня такие дни… о-ля-ля… Но разве я могу допустить, чтобы из-за меня мужчина страдал⁈ Вот тебе замена! И подсунула ему девку! Хороша была, чертовка! Я даже немного завидовала. Думала, придраться к чему-нибудь, да смазливую рожу ей попортить, чтобы не слишком о себе думала! Но тут такой шанс! И, главное, девка была в нужном периоде, и кардинал аж причмокивал, когда её видел… Ну, и забрюхатела! А я, не будь дура, подсунула ей бумажку, мол она признаётся, что ни с кем, кроме кардинала — ни-ни! Перед Богом готова поклясться! Ну, девка крестик на бумажке поставила, а я кардиналу отписала, как и что. Второй кардинал на крючке!

Вы представляете, господа, что может сделать умная и ловкая графиня, имея такие бумажки⁈ Когда у неё есть ручной пёс по имени Жерар, который готов выполнить всё, что угодно, не заморачиваясь такими вещами как мораль и нравственность? О, господа! Это великие возможности! И я пожертвовала всем, ради вас! Запомните это моё, немного затянутое, предисловие! Дальше пойдёт более конкретный разговор. О том, почему я, собственно, всем пожертвовала, ради вас. Ради вашей беседы с папой в Перпиньяне.

Кувыркались мы как-то в постели с тем, первым из кардиналов, который любовные письма писал. Ох, вообще говоря, где мы только с ним не кувыркались! И в стоге сена, и в лесу на полянке, и в придорожном трактире… забавный он человек! Но я не об этом! В этот раз мы были не где-нибудь, а в его собственной келье в монастыре, где он временно посилился, проездом… не помню, куда! Во как! И тут стук в дверь! Скандал? Конфуз? Ну, я быстренько соскользнула на пол, с другой стороны кровати, туда же мой любовник швырнул мои платья, а сам, как был в нижней рубашке, открыл дверь. Ему с порога кланяется монашек. И так, любопытным взглядом, в келью — зырк! А кардинал ему сурово, с достоинством, отчего, дескать, помешал мне молитвы Господу возносить? Я, дескать, уже возрыдал от переполнявших меня молитвенных чувств! Возрыдал он, как же… Это я стонала… Но монашек опять кланяется и протягивает ему шкатулку. Вот, наподобие вот этой. И говорит, что продали, дескать, один из домов, когда-то принадлежавших тамплиерам. На кирпич продали, потому что строение обветшало. А как стали разбирать камни, то и обнаружилась эта шкатулка. Строители её даже открывать не стали! Страшно! Шутка сказать, шкатулка безбожных тамплиеров! Принесли шкатулку местному священнику. Тот тоже испугался. И направил её ему, кардиналу, для решения, что с ней, собственно, делать? Тут мой кардинал, вроде как, призадумался, приобнял за плечо монаха, и потихоньку, потихоньку, вывел его из кельи, что-то говоря успокаивающе. Мол, конечно, тамплиеры — безбожники, но не все вещи, которые им принадлежали суть еретические… бла-бла-бла… короче, можно обойтись без покаяния! И всё это он ему рассказывает, а сам, на всякий случай, его подальше от кельи отводит. Чтоб не углядел чего ненароком! Ну, а я сразу к шкатулке — шмыг! Что там такое⁈ А в шкатулке… о, Господи! Перстни, ожерелья, браслеты, серьги… и все с драгоценными камнями! Аж радуга над шкатулкой засияла, настолько самоцветы горят! И ещё какие-то бумаги. Ну, я сразу платье на себя! И в лиф, под платьем, по большой такой, горсти самоцветов! И бумаги туда же!

— О, Господи! — прошептала Катерина.

— Осуждаешь? — вскинулась Александра, — Зря! Этот кардинал… этот жмот… он же мне ни одного подарка не сделал! Только вшивые стишки почитывал! И то, не свои, а какого-то Петрарки, прости Господи! Так что, можно сказать, я сама себя от его имени вознаградила. Вот, кстати, браслетик на мне, это оттуда, из той шкатулки. Разве плох? Отличный браслетик!

Ну вот, возвращается кардинал, а я ему, мол, какие могут быть романтические чувства, после такого грубого вторжения? Ах, нет-нет, сегодня я уже не могу! Проводите меня отсюда немедленно! Пришлось ему надевать сутану и провожать меня, вроде как, одну из просительниц, которые хотели словечко замолвить за супруга, чтобы над ним Церковь смилостивилась. Или что-то подобное…

Приезжаю в трактир — я тогда в трактире жила — приезжаю в трактир, достаю драгоценности, и ахаю! Восторг просто захлёстывает! Все мои старания окупились! За одно ожерелье можно табун лошадей купить! Да… сижу, любуюсь… И тут вспоминаю, что ещё какие-то бумаги были! Может, чьи-то долговые расписки? А что? Тамплиеры очень активно в долг деньги давали! С процентами! Орден был окончательно уничтожен сто лет назад… Представляете, какие проценты могут по долгам набежать⁈ Достаю бумаги… нет, не расписки. Не векселя, не коносаменты, не закладные… Но когда я прочитала!.. Кстати, Андрэ, попробуй прочитать!

Александра быстро вскочила, сделала шаг к решётке и развернула один из листов. Это была египетская письменность!

— Да пребудет над тобой, дочь моя, вечная милость великого Осириса… — автоматически прочитал я.

— Верно! — нервно захихикала Александра, — Вот ты себя и выдал! Раз так хорошо по-египетски знаешь!

Она вернулась обратно и уселась на кресло, явно пытаясь успокоиться. И, кажется, это у неё получилось. Во всяком случае, дальше она продолжала уже более твёрдым голосом:

— Один папирусный лист был изрисован вот такими закорючками, где половина рисунков, а половина непонятных знаков. Но зато рядом был ещё один лист, с переводом этого текста. Где же он… вот! «Великому магистру… так… от рыцаря Роже де Сардан… кстати, получается, родом он недалеко от нас… во имя Господне… угу… а! вот! Славный рыцарь Зигфрид фон Макфурт передал мне сей папирус на сохранение, утверждая, что писано там важное известие, но волею Божией так случилось, что пал доблестный рыцарь Зигфрид в недавнем бою. Посему не могу сказать, какими путями попал сей папирус ему в руки. Я же, недостойный, посчитал необходимым сделать перевод этого документа, но