Дора улыбается со слезами на глазах.

– Я помню.

Он наклоняет голову.

– Я одобрил решение Хелен назвать тебя Пандорой. Это греческое имя означает «всем одаренная», и оно показалось мне очень милым. А Хелен сказала, что это в честь мифа и что он с самого детства ее завораживал.

– А что это за миф? – спрашивает леди Гамильтон.

Эдвард ловит взгляд Доры. Она понимает, о чем он хочет спросить, пусть даже не произносит вслух ни слова. Вы в порядке? Об этом говорят его глаза, и у Доры все сжимается в груди. Она сердится на него по-прежнему, но сейчас почему-то не чувствует никакой злобы и кивает ему в ответ, а сэр Уильям, похоже, расценивает ее кивок как дозволение продолжить свой рассказ.

– В истории сохранилась масса вариантов этого мифа. Но, чтобы вы лучше поняли мой рассказ, я изложу самый распространенный. – Он набирает полную грудь воздуха. – Вам, разумеется, известно, что в греческой мифологии верховным божеством был Зевс. На протяжении тысячелетий в мире существовали одни лишь боги, полубоги и мифические существа. И хотя их жизнь не была, мягко говоря, гармоничной, во многих отношениях это был идеальный мир. Но Зевс, уставший от так называемого «идеального мира», который, замечу, он считал в общем и целом довольно скучным, поручил своему доброму другу Прометею сотворить первых людей из земли, смешав ее со слюной Зевса, а богиня Афина вдохнула в них душу.

Все первые люди были мужского пола и не обладали способностью разводить огонь, потому как это умение Зевс считал присущим лишь богам. Но Прометей понимал, что людям суждено развиваться и созидать свой мир, поэтому он похитил огонь у Гефеста, бога кузнецов, и передал его людям. Зевс же, узнав о предательстве Прометея, поручил Гефесту создать первую женщину и наделить ее всеми женскими хитростями, что и стало, как многие верили, причиной всех людских бед. Первую женщину нарекли Пандорой.

Но этим месть Зевса не ограничилась. Перед тем как отпустить Пандору на землю, он дал ей сосуд – вовсе не ящик, как многие полагают. Эта ошибка объясняется неверным переводом с древнегреческого, приписываемым голландскому философу Эразму. В его написанном на латыни пересказе мифа греческое слово «пифос» заменено на «пиксис», что буквально означает «ящик» или «ларец». Но суть в том, что на самом деле это был пифос, и Зевс повелел никогда его не открывать.

Зевс отдал Пандору в дар брату Прометея Эпиметею. Они горячо полюбили друг друга и жили счастливо много лет. Но искусительная тайна пифоса не давала Пандоре покоя. Как-то ночью, мучаясь бессонницей, она открыла крышку сосуда, и – увы! – месть Зевса осуществилась. Из сосуда вышли все невзгоды мира, от которых мы до сих пор не можем избавиться: Болезни, Распри, Обман, Бедность и Нужда. Пандору так ужаснуло содеянное, что она захлопнула крышку до того, как последний порок сумел вырваться наружу. Зевс вложил в пифос Надежду, дабы ею наказывать и мучить людей. Он полагал, что Надежда дает ложное обещание победы добра над злом. Но, по моему мнению, все зависит от того, как вы трактуете надежду – как благо или зло.

Присутствующие сидят в молчании, пораженные услышанным. Даже воздух, кажется, напрягся, словно мифическое предание – это живое существо, разбуженное его пересказом. Сэр Уильям отпивает вина, другие следуют его примеру. Тишину нарушает мистер Эшмол.

– И как все это связано с мисс Блейк?

Сэр Уильям смотрит на Дору.

– Дорогая, расскажешь? – подбадривает он ее.

Дора делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. Среди зеркальных осколков, из которых состоит ее память, этот кусок долгие годы неотступно владел ее разумом, обретая зримую четкость перед мысленным взором. Она помнит маменькин голос, рассказывающий ей перед сном миф о Пандоре, помнит, как при этом вертела в крохотной ладошке мамину камею. Но, конечно, ей и в голову не могло прийти, что пифос, обнаруженный в подвале у Иезекии, – тот самый, о котором маменька поведала ей много лет назад.

– Моя мама верила, – начинает Дора, – что первая Пандора существовала в реальности. Это была, конечно, не женщина из мифа, но я помню, она говорила – как и вы, леди Гамильтон, ранее заметили, – что все подозрения и легенды так или иначе связаны с действительно происходившими событиями. Мама считала, что в Древней Греции жила некая женщина с таким именем, женщина, обладавшая необычайной красотой и невероятными талантами, вполне возможно, аристократического происхождения, и что эта ваза была создана в знак почтения к ней. Впрочем, можно предположить и другое – Пандора была весьма порочной женщиной, потому как миф рассказывает нам, что она выпустила в мир все людские пороки, и тогда эту вазу вылепили ради оскорбления ее памяти. В любом случае мама считала вполне возможным существование некоей вазы, отличавшейся от многих, которая была воплощением этой легенды и донесла ее до последующих поколений. Но я понятия не имела, что мои родители упорно искали именно эту вазу в последние недели своей жизни. Для меня это было просто очередное место раскопок, одно из многих, где я побывала.

Тут сэр Уильям стучит пальцем по бокалу.

– Да и как ты могла это знать? Ты же была ребенком. – Его губы расплываются в ласковой улыбке. – Но да, они искали именно эту вазу. Видишь ли, Хелен мне говорила, что, изучив миф во всех подробностях, она узнала, что Пандора утонула при Всемирном потопе. Однако, согласно одной легенде, у Пандоры и Эпиметея была дочь, ее звали Пирра – и она выжила. Итак Хелен знала эти три имени и знала предание о потопе – это и стало для нее отправной точкой в поисках. Она, по-видимому, потратила многие годы на изучение древних письменных документов – родословных, списков поселений – и в конце концов нашла не только нужные названия в исторических источниках, но и их географическое местоположение. Все эти изыскания привели в район Южной Греции, Хелен сравнила все случившиеся там природные катастрофы и установила, что там действительно произошло сильное наводнение… в городке у подножия горы Ликайон.

Дора щиплет свою переносицу.

– Вот точно не вспомню, каким образом мы все оказались на Пелопоннесе и откуда там взялся сэр Уильям. И еще это был редкий случай, когда нас сопровождал в поездке мой дядя. Я мало что помню о том дне или о предшествовавших ему, но помню что-то нехорошее. Мои родители по какому-то поводу спорили с дядей. Постоянно спорили. Я…

Леди Гамильтон сжимает ее руку.

– Продолжайте!

Дора закрывает глаза. Она представляет себе высокое синее небо. На нем ни облачка, а солнце сияет так ярко, что больно смотреть. Перед ней высится гора, ее склоны покрывает густой лес, длинные ветви деревьев гнутся под пышной листвой. Земля под ногами сухая, она испещрена глубокими трещинами, словно древний пергамент, слишком долго пролежавший на открытом воздухе. Где-то в траве, превратившейся под зноем в солому, поет сверчок. Дора представляет разрушенные каменные монолиты, узкие лазы, укрепленные деревянными балками. Глубокая яма в земле, темный туннель, ведущий неведомо куда. Она спускается вниз по веревочной лесенке. Вокруг нее белые палатки, их полотнища хлопают на ветру, который не приносит свежего воздуха в душное помещение. А потом осколки зеркала дрожат и снова рассыпаются, и Дора уже не в силах составить из них цельную картину.