* * *

От стрелкового батальона капитана Суходолина зависел исход всей операции, тщательно продуманной армейскими штабистами.

– Товарищ полковник, первый на проводе! – телефонист протянул командиру полка трубку аппарата.

– Да, товарищ первый!

– Определились с комбатом?

– Так точно! Капитан Суходолин. Первый батальон. Командир – один из лучших в дивизии.

– Сколько он в этой должности?

– Второй год.

– До сих пор цел?

– Как видим.

– Наверное, везучий, – пошутил в трубку командующий. – Будем на это надеяться и сейчас…

Вся суть в обходном отвлекающем маневре. После него дивизия била противника в лоб.

– Ты должен быть в намеченной точке ровно в двадцать два часа. И не раньше, и не позже. Возможен ночной бой. А на рассвете общее наступление.

– Боезапас на себя. Минометы на санки. Позади прикрывает ударная группа батальона – два взвода лыжников, – последние уточнения и наставления командира полка комбату Суходолину.

На других участках фронта заканчивались приготовления к наступлению. Безлунными ночами роты выстраивались в колонны, за ними вытягивались батареи на конной тяге, сани для перевозки раненых, обозы с боеприпасами. Отовсюду слышались сдержанные голоса, лязг оружия, скрип схваченного морозом снега под множеством ног, храп лошадей, испуганное повизгивание санитарных собак. И скорее угадывалось, чем видно было, что лес полон людей и скрытого, настороженного движения…

Ожидая команды, в траншеях, привалившись друг к другу, сидели и лежали солдаты. В белых маскхалатах они выглядели непривычно толстыми и неуклюжими. В отверстия капюшонов из-под низко опущенных шлемов видны были только глаза, нос и губы. Это придавало людям какое-то новое, незнакомое раньше выражение. Многих было не узнать.

…Вернувшись из штаба полка, Суходолин собрал на КП командиров. По бледному лицу комбата ротные поняли, что ситуация не совсем простая, точнее сказать, совсем не простая.

Так оно и вышло. Комбат сразу оговорился, может быть, в нарушение всех уставных норм, сообщив подчиненным, что штаб полка ставит более чем странную задачу. Марш по открытой местности. Для усиления правого стыка дивизии. Причем с попутным боем прорыва обороны.

Тактическая операция заключалась в том, чтобы, имитируя оборону, сняться с позиций и в своем тылу скрытно переместиться на другой участок фронта для концентрации предстоящего неожиданного удара. Резервов нет, а наступать надо. Надо идти вперед. Продвинуться – закрепиться! Еще раз продвинуться и снова закрепиться!

Суходолин развернул измятую и истертую карту, густо исчерченную синими и красными значками. С уважением он смотрел на старую боевую карту. Он знал, что этими разноцветными линиями и значками запечатлены многие бои, победы, поражения. Что прибавится на карте после выполнения поставленной задачи? Многое бы отдал капитан Суходолин за ответ на этот вопрос…

– Обходной маневр составит верст двадцать с гаком.

– Да гак триста верст, – прошептал один ротный другому.

– Разговоры! – повысил голос комбат. Ротные больше не шептались.

– Батальон совершит марш по так называемой выжженной территории. Там, правда, боев не было. Все сожгли фрицы. Там, видите ли, партизаны какие-то объявились. Подстрелили на дороге мотоциклетку… Приехали каратели и три деревни превратили в факелы… Исходный пункт марша вот здесь. – Красный карандаш комбата уперся в изгиб синей прожилки реки на карте. – Затем резкий марш-бросок напрямик через замерзшее болото. То есть, прямо в стык обороны двух пехотных полков противника. Рядом железнодорожный разъезд. На нем составы с горючим и боеприпасами. Понятно? В принципе идея отвлечения значительных сил противника на себя не нова. Все детали позже. Вопросы есть?

Комбат закончил. Ротные командиры молчали.

– Понимаю ваш немой вопрос: а что дальше? Дальше поступят указания, как говорится, по ходу пьесы. Ясна задача? Точнее, первая ее половина? Сами понимаете, немецкая агентура не дремлет… И последнее, учтите, нам не нужна пиррова победа. Понятно? Сейчас не начало войны. Людей надо беречь. Беречь, – повторил твердо Суходолин. – Всех бойцов, кто с изъянами, больных, даже гриппом, даже с потертостями ног, – всех оставить. Передать в комендантский взвод. Это приказ.

Вечером, видя неспокойное, более того, напряженное лицо командира, Аннушка спросила:

– Что?

Тот не ответил, разрывая уголок новой пачки папирос.

– Женя, что? Что такое? – повторила Аннушка свой вопрос.

– Не знаю.

– Что не знаю. Ты о чем?

– О тебе.

– Обо мне?

– Да.

– Женя. – Она по привычке потерла его колючую от щетины щеку теплой ладошкой, которую комбат тут же перехватил своей широкой твердой ладонью и поцеловал.

– Что-то новенькое, – засмеялась Аннушка, заглядывая Суходолину прямо в глаза.

– Никогда не целовались?

– Да нет, я не о том. – Она тихонько освободила свою ладошку и обняла Суходолина за шею. – Такой мрачный. О чем задумался, товарищ капитан, – шутливо потрепала его за погон.

Лицо его, на несколько секунд посветлев, приняло прежний вид. Капитана словно что-то сильно угнетало. Повторил: – О тебе.

– Обо мне?

– Не знаю, как поступить… И не знаю, как сказать…

– Чего сказать? О чем сказать? – еще более удивилась Аннушка, вдруг поняв, что время шуток закончилось и дальнейший разговор принимает совершенно иной оборот.

– И оставить тебя тут по каким-либо причинам не могу. Да и какие могут быть причины, если выступаем в полном составе. И брать в рейд тревожно… Что-то мне не нравится в постановке всей этой операции. Слишком на виду решили наши отцы-командиры поиграть в оловянных солдатиков…

– Ты о чем, о предстоящем марше? Вот чудачок ты мой, хороший капитан. – Аннушка нежно прижалась к Евгению, обнимая его за широкие сильные плечи. – Ты же знаешь, что штабисты все просчитали, все учли, поэтому надо верить только в успех…

В блиндаж, кашляя, вошел пожилой боец.

– Товарищ капитан, там вас особист разыскивает, сюда направляется.

– Не понял. – Суходолин резко поднялся с лавки и, поправляя на ходу портупею, поторопился на выход.

– Товарищ капитан, партсобрание, – доложил другой посыльный.

– Мне что, прикажете разорваться на две части? – психанул Суходолин. – Там особисты, здесь коммунисты. Что важнее? Какие особисты? Зачем особисты? – предчувствуя недоброе, сам себя спрашивал комбат.

Оставшись одна, Аннушка присела на краешек нар. Слегка кружилась голова. Впервые она ощутила тошноту несколько дней назад во время перевязки раненых.