— Что вам известно? — стараясь, чтобы голос не дрогнул, спросил Тидей. — Эйкке рассказывал, как помог вам изобличить отца, но боюсь, что я в этом случае кажусь вам и вовсе извергом?

Касси побледнела, но все же справилась с собственным волнением. Настоящая дорини. И так похожа в своей стойкости на мать.

— Казались, — сдавленно ответила Касси. — Дорр Феан сказал, что отец подкупил вас, чтобы вы подтвердили мамину измену. Я ненавидела вас всей душой и просила богов, чтобы они помогли мне отомстить.

Тидей коротко зло выдохнул. Следовало, в общем-то, ожидать.

— Чтобы уличить женщину в измене, показания ее любовника не требуются, — каменным голосом произнес он. А ведь давал себе слово никогда не оправдываться, не имея за собой вины. Но не перед Касси же. Не мог он смириться с тем, чтобы еще и дочь дори Дафнии подлецом его считала и ненавидела не меньше матери. Ненависти дори Дафнии хватило в его жизни сполна. — Достаточно показаний свидетеля. Дополнительных расходов дорр Леонидис вполне мог и избежать.

Касси кивнула, и это придало оптимизма. Во всяком случае, она не накинулась на него с кулаками и не принялась рыдать, обвиняя во всех грехах. Эйкке выбрал чудесную девочку.

— Сегодня Ниобея проговорилась, что вы писали на отца донос и даже пытались запугать его, чтобы восстановить доброе мамино имя, — все так же напряженно продолжила Кассандра и снова посмотрела на Тидея в упор. — Это правда?

— Правда, — кивнул он. О том, что дорини Кассандре нельзя лгать, Тидей узнал все от того же Эйкке. Впрочем, терять ему все равно было нечего. Все уже потерял.

— Сначала пытался объяснить дорру Леонидису, что произошла ошибка и дори Дафния ни в чем не виновата. А потом узнал, какова была моя истинная роль во всей этой истории. Хочу надеяться, что вы не станете осуждать меня за несдержанность: я действительно накинулся на вашего отца с кулаками, хотя, конечно, должен был сначала обратиться в полицию и там все объяснить. Быть может, тогда и не пришлось бы коротать шесть лет в этом чудном месте по обвинению в клевете с отягчающими.

С этими словами он достал из небольшого тайника вспухшую от сырости бумагу и протянул ее Кассандре. Но еще прежде, чем она взяла ее в руки, в глазах ее мелькнуло нечто очень похожее на восторг, и Тидей совсем смешался, не понимая. От него пострадали оба ее родителя. Почему же эта удивительная девочка все еще не пустилась в обвинения, забивая последний гвоздь в крышку его гроба? Тидей даже и не думал, что ее мнение о нем вдруг станет таким важным. Словно какое-то извинение перед дори Дафнией. Хотя она, уверенная в его продажности, даже взглянуть никогда в его сторону не захочет.

Касси, не отрывая взгляда от бумаги, сделала пару шагов по каморке, остановившись возле лавки. Тидей поспешно скинул с нее какое-то барахло, позволив дорини Кассандре сесть. По тому, как тяжело она опустилась на сиденье, Тидей ощутил ее потрясение и неимоверную усталость. Досталось на ее долю. А ведь ребенок совсем.

Наконец Касси свернула бумагу и возвратила ее Тидею. Потом закрыла лицо руками и просидела в такой позе несколько минут.

Тидей ждал, напряженно опершись на противоположную стену спиной. Наверное, он мог бы подобрать слова, способные хоть немного загладить ту вину, которую приписывали ему Кассины близкие. Но язык словно бы окаменел, а Тидей видел в этой низко склоненной голове лишь горе, причиненное им хорошим людям. Конечно, не будь его, дорр Леонидис подобрал бы на роль лжелюбовника другого такого же лопуха, как Тидей, да только разве от этого было проще? Почти пять лет Касси страдала без матери, и он не сомневался, что дори Дафния страдает ничуть не меньше. В Кассандре был смысл ее жизни. И именно Тидей, по ее мнению, ее разрушил.

— Что за деньги давал вам отец? — наконец спросила Касси и бросила на него быстрый взгляд. — Я почти все поняла, но они никак не укладываются в мою историю. Все время получается, что вам есть что скрывать.

Тидей пожал плечами. Кажется, он и так скрывал слишком многое.

— Всего лишь аванс, — честно ответил он. — Считайте меня болваном, но никакое удивление выбранным дорром Леонидисом местом для этой процедуры не отговорило меня от встречи. Мы встретились в холле Дворца правосудия. Там я и узнал, что дори Дафния осуждена за измену супругу. Иначе никогда не допустил бы подобной несправедливости!

Голос помимо его воли вспыхнул от так и не умершего в здешних застенках гнева. В секунду перед глазами пронеслась та безобразная сцена, которая, несомненно, утвердила дори Дафнию в мыслях о его низости. Ее уничтожающий взгляд, мучающий его каждую ночь, снова прожег душу до дырки. Тогда Тидей еще не понимал за что. А потом стало слишком поздно.

— Вы единственный, кто вступился за маму, — неожиданно с какой-то сентиментальностью произнесла Касси, но эту тайну Тидей не был готов открыть даже ей.

— Я точно знал, что она ни в чем не виновата, — ответил он. — Остальным же пришлось верить в то, что им говорили.

На щеках у Касси заиграл смущенный румянец, и Тидей невольно подался вперед, словно чего-то ждал. Но уж точно не того, что от нее услышал:

— Вы потому и взяли с собой в ссылку лишь ее изображение? — в самое яблочко попала Кассандра. Тидей тяжело опустился на лежанку, словно пойманный на месте вор. И не поспоришь. Не зря дори Дафния столько комплиментов дочери отсыпала. Касси достойна каждого из них.

— Я… должен попросить у вас прощения?

— За что? — изумилась Кассандра и бросила взгляд на статую дори Дафнии. — Вы не предали маму и не отказались от нее, хотя почти что не знали. Не то что я, — она вздохнула и отвела глаза. — Сразу смирилась и даже думать о ней не хотела. И если бы не Эйкке…

— Вы были ребенком, — мягко напомнил Тидей, проникнувшись жалостью к ее раскаянию. — Верили отцу — кому еще вы могли верить? Не нужно, дорини Кассандра, не вините себя ни в чем. Вы были такой же жертвой, как дори Дафния.

И…

— И как вы, — пожала плечами Касси. — Вам больше всех досталось — разве нет? Пять лет жизни в этом тартаре. Разве вы не должны после этого ненавидеть нашу семью, дорр Тидей?

Он усмехнулся: давно его никто дорром не называл. Хозяин очень старался, чтобы Тидей сполна прочувствовал энигосово наказание, лишившее его этой чести.

Поначалу от плебейского обращения знатно передергивало, а потом вдруг отпустило. Не так велики были его страдания по сравнению со страданиями доверенных ему узников. Рехнуться из-за своего приговора в свете их мучений было слишком стыдно, и Тидей устоял. Ни унизительная работа, ни запрет покидать стены Арены, ни страшная гнетущая атмосфера в его подвалах, ни презрение дори Дафнии не затуманили его мозг. Пленные драконыши, которым требовалась хоть какая-то помощь, оказали ему ничуть не меньшую услугу, чем он оказывал им. И если у Эйкке все получится, Тидей будет знать, ради чего боги послали его в это отвратительное место.

Как так получилось, что он рассказал об этом Касси, Тидей не знал и сам. Но ее глазам — таким же бирюзовым, как и у матери, — невозможно было сопротивляться. А Касси, как оказалось, умела слушать.