Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что все-таки тогда произошло? — то ли почувствовав его слабину, то ли, напротив, желая придать ему сил, спросила Касси. — Я очень хочу знать правду. А вы, как мне кажется, не будете лгать.
Тидей повел плечами, но спорить не стал. Почему бы и нет, в конце концов? Он же не расскажет Касси о собственной одержимостью ее матерью. О своих желаниях по отношению к ней. О малоприличных снах, что не давали ему покоя уже несколько лет. О совершенно невыполнимой мечте однажды посмотреть в глаза дори Дафнии и увидеть в них отражение собственных чувств. Лишь один раз ему почудилась взаимность в ее взгляде — аккурат перед тем, как случилось непоправимое. Она потом и позволяла дышать. Пусть и была лишь в его воображении.
— Дори Дафнии не особо нравилась вся эта затея со скульптурой, — покачал головой Тидей. — Но она мужественно сносила наши встречи, выполняя все указания и стараясь облегчить мне работу. А в тот день ей вдруг стало плохо, да так, что она на ногах стоять не смогла. Я помог ей добраться до лежанки, чуть ослабил пояс под грудью, чтобы ей было легче дышать. Хотел позвать на помощь служанку, но та явилась сама, принеся нюхательную соль и еще какие-то снадобья. Помню, подумал, как же вовремя…
— Вовремя!.. — со злостью выдохнула Касси и отвернулась. Сжала кулаки. — Небось, нянька это была! Наверняка она маме какой гадости и подлила! И поджидала потом под дверью, когда можно будет вас в недвусмысленной позе застать…
Тидей промолчал. Это был первый и единственный раз, когда он прикоснулся к дори Дафнии и вдохнул ее аромат, навсегда оставшийся в его памяти. А еще голос: напевный, нежный, такой, каким он и должен быть у этой волшебной женщины.
— Что вы думаете об Авге, дорр Тидей? — спрашивала она его, кажется, на четвертом их свидании. Во время первых двух дори Дафния молчала, лишь послушно выполняя его просьбы, но, очевидно, не желая потакать мужу в его сумасбродстве и развлекать пришлого скульптора беседами. На третьем Тидей наконец сумел разговорить ее, упомянув о поразительном сходстве дорини Кассандры, чей портрет висел в эндроне, где Тидей работал, с ее матерью. Тогда же он впервые увидел улыбку на ее губах и засветившиеся любовью к дочери глаза. Кажется, о ней дори Дафния могла рассказывать вечно. Тидей не возражал, радуясь, что сумел разрушить воздвигнутую ею стену между собой и навязанным скульптором, и стараясь запомнить дори Дафнию именно такой, чтобы именно такой и изобразить в камне.
На следующий день выяснилось, что и у них немало общего. Они оба долго жили в маленьких городках. Потом дори Дафния вышла замуж и переехала к мужу, а Тидей, добившись определенных успехов там, где родился, решил попытать счастья в столице и с удовольствием ухватился за заказ дорра Леонидиса.
И при первом же взгляде на его жену влюбился в нее без памяти.
— Я долго не могла привыкнуть к его шуму и многолюдью. Но большинству здесь очень нравится. Они находят город самым красивым и удобным на свете.
Тидей улыбнулся, чувствуя подвох.
— Мне не пришлось много путешествовать, дори Дафния, но в вашем родном Окиносе я был проездом, когда направлялся в Авгу. Признаюсь, понимаю, почему вы по нему так скучаете. Я задержался там на неделю дольше необходимого и, наверное, так и не решился бы покинуть, если бы не определенные обязательства.
— Обязательства — да, конечно, — вздохнула она и благодарно кивнула. — Мы все подчиняемся им, а не своим желаниям. Впрочем, вряд ли вам интересны мои измышления. Прошу прощения!
Вряд ли она знала, что Тидей с удовольствием слушал бы, даже реши она рассказывать о способах разделки рыбы. Пожалуй, это было бы просто изумительно: сидеть вдвоем на берегу моря, накрывшись от вечернего бриза покрывалом, и беседовать на самые неожиданные темы. А потом вдруг загореться одновременно страстью, стиснуть друг друга в объятиях, избавиться в накрывшей с головой горячке от одежды…
Сумасшедший!
— Что нам делать, дорр Тидей? — выдернула его из очередного витка мечтаний Кассандра. — Я обязательно найду маму и расскажу ей, как все было на самом деле! Но отец и Ниобея… Несправедливо, если им сойдет такая подлость с рук! Так не должно быть, дорр Тидей! И я хочу!..
— Правда хотите, Кассандра? — не поверил он ей. — Изводить себя ненавистью, тратить жизнь на месть, а потом изнывать от угрызений совести? Думаете, это будет хорошим наказанием вашим неприятелям? Или лучше все-таки вопреки всем их злопыхательствам стать счастливой и сделать такой же счастливой дори Дафнию? Подумайте, что важнее для вас и для нее. Особенно теперь.
Касси снова стиснула руки, и Тидей понял, что ей очень сложно отказаться от желания восстановить справедливость и воздать по заслугам. Но потом она перевела взгляд на неоконченную статую и вдруг улыбнулась.
— И вы тоже подумайте, дорр Тидей, — лукаво посоветовала она. — Особенно теперь!
С этими словами она перевела веселые глаза в пол и, не поднимая головы, покинула его каморку.
Самострел оказался отличной вещью. Они отправили спать пятерых противников без шума и пыли, а перед порогом главного охотника поставили ловушку подобно той, в какую попался пару месяцев назад Эйкке, только немного усовершенствованную Ксандром для сговорчивости своей жертвы. Натянули на лица маски и стали ждать.
Боги нынче оказались добры и не стали испытывать их терпение. Щелкнул затвор — и следом раздались хриплые забористые проклятия. Потом новый шум — очевидно, охотник пытался освободить из ловушки ногу — и уже ожидаемый крик боли: Эйкке отлично знал, что при хорошем рывке от него уже невозможно удержаться. Чуть поежился, припоминая собственные злоключения, и даже потер давно зажившую руку. Ксандр бросил на него быстрый взгляд, но ничего не сказал.
Они потянули еще несколько минут: за это время охотник не только завяз окончательно, но и убедился, что никто не откликнется на его призывы о помощи.
— Как скоро подействует парализующий укол? — вполголоса поинтересовался Эйкке. Ксандр взглянул на часы, отсчитал для верности еще сто двадцать секунд и решительно вывернул из-за угла дома, где они прятались. Эйкке столь же решительно последовал за ним.
Главному энитосову охотнику было уже за пятьдесят. Пышная шевелюра и не менее пышные усы. Строгая форма и пустой кожаный чехол на поясе. Широким зазубренным ножом из него охотник пытался раскрыть створки Ксандровой ловушки и освободить зажатую в них ногу.
Но усилия его были тщетны.
— Бесполезно, — заметил Ксандр. — Там хорошая защита стоит: без направленного взрыва не сломать. Да и с ним придется ступню в тисках оставить.
Охотник бросил на него быстрый взгляд и продолжил заниматься своим делом. Ксандр показательно вздохнул и сложил руки на груди, всем своим видом говоря, что готов подождать.
— Дальше будет только хуже, — предупредил он. — Отнимется вторая нога. Потом рука. Потом другая рука. Станет тяжело дышать. Сведет горло. Потемнеет в глазах…