Совершенно необъяснимо у Ксандра покраснели скулы.

— Был повод, — буркнул он. — И хорош язвить: нам еще драконов освобождать и ловушки взрывать.

Эйкке не стал спорить: дел действительно было немало и следовало закончить их до того, как усыпленные охотники начнут приходить в себя. И если с уничтожением ловушек все прошло гладко, то с освобождением драконов пришлось повозиться, особенно с тем, что сидел на привязи и изнемогал от жажды.

Напрасно Эйкке объяснял, что они хотят помочь, выпустить на волю; убеждал, что он тоже дракон, только после плена не может оборотиться; просил позволить ему снять цепи — обезумевший от ужаса, боли и жары маленький красный ящер только бросался на них и плевался огнем, не давая никакой возможности приблизиться. Ксандр, пару раз едва не попавший под такой заряд в попытке воспользоваться драконьим невниманием, сдался первым.

— Пойдем второго выпустим, — предложил он. — Авось он и этого образумит.

Эйкке кивнул, а потом еще с четверть часа втолковывал сидящему в яме, накрытой железной решеткой, собрату, что надо после освобождения помочь не только другому пленнику, но и томящимся в подвалах Арены драконам. Лучше всего

— привести взрослых ящеров, потому что вдвоем с таким мальцом стены их тюрьмы не разрушить. Или хотя бы увезти подальше отсюда уже освобожденных драконышей, чтобы те вновь не попали в беду.

Желтый ящер кивал и скреб когтями землю, желая поскорее выбраться на волю. Но, стоило Ксандру снять замок с решетки, как он взмыл в воздух — только его и видели. Спасибо хоть не напал: Эйкке с Ксандром не хватило бы роста отбиться.

Пришлось возвращаться на поляну, где выдохшаяся драконья девчонка все-таки сдалась пыткам своей жажды. Чтобы глотнуть воды из стоявшей на виду, но слишком далекой для надетой на шею цепи чашки, надо было обернуться человеком и тогда получить от охотников свою порцию яда. Сейчас же Эйкке первым делом отшвырнул эту кружку и, сняв с обессилевшей девчонки цепи, дал ей напиться воды из собственных припасов.

— И что дальше? — поинтересовался Ксандр. Эйкке огляделся вокруг в поисках ответа.

— Ей надо пару часов, чтобы прийти в себя и суметь подняться в воздух, — сказал он. Ксандр кивнул.

— Достаточно, чтобы убраться отсюда подальше, — подвел итоги он и махнул рукой в сторону, где оставил свою лошадь.

Эйкке на руках нес уставшую перепуганную соплеменницу, пытаясь и ей втолковать, как нужна им помощь взрослых драконов, и даже добился вполне осмысленного кивка. Но что-то подсказывало ему, что этот силуэт в небе обретшей силы драконьей девчонки он видит в последний раз. Никто еще не возвращался. И ничьи родители не вспомнили о существовании отбившихся от стаи детей. Девчонка же была слишком мала, чтобы суметь поднять в воздух даже Рейме. Дай Ивон, чтобы она сама до родичей добралась. А они уж как-нибудь и своими силами справятся. Тем более что освобождение сразу двух драконов и уничтожение всего арсенала охотничьих ловушек давало надежду на будущие удачи.

Вот только к ним Эйкке никак не относил переезд Касси в дом Ксандра.

Тот верхом значительно опередил возвращающегося в Авгу на своих двоих Эйкке, а потому, вероятно, узнал эту потрясающую новость раньше товарища. Его же Касси ожидала у опушки леса, вполне разумно опасаясь идти дальше. Голова ее была опущена, и даже быстрый радостный взгляд на Эйкке не уменьшил мигом родившиеся в его душе сомнения.

— К нам в дом больше не приходи, — на одном дыхании выговорила Касси и стиснула пальцами юбку. — Я насмерть рассорилась с Ниобеей и сбежала от нее в дом дорра Феана и дори Иолы. И теперь живу там.

— У Ксандра? — ошалело переспросил Эйкке, не зная, как заставить сердце сделать следующий удар. Неужели все-таки… есть у них что-то? В дом чужого парня дорини на выданье лишний раз носа не сунет, даже если этот парень — друг детства, а его родители — почти родные люди. Что ж, если Касси хочет сообщить о своей помолвке с Ксандром — самое время: Эйкке хоть со спокойной душой домой отправится.

Если вообще сумеет склеить свою душу.

— И у Ксандра, — подтвердила Касси и бросила на него осторожный взгляд исподлобья. А потом вдруг принялась оправдываться: — Мне надо месяц еще перетерпеть, а идти совсем некуда. У дорра Феана и дори Иолы хотя бы к сбежавшим не причислят. Я сглупила, Эйкке, но теперь уже ничего не поделаешь. Да я, наверное, и не жалею…

Почувствовав в ее голосе страдание, несмотря на показную браваду, Эйкке позволил себе выдохнуть. А увидев на ее глазах слезы, вдруг понял, что она нуждается в его поддержке. Потому и пришла. Без Ксандра и без Протея.

Он мягко привлек ее к себе, ощущая в груди вместо обиды лишь невероятную нежность. Касси доверчиво прильнула к нему и даже осторожно коснулась ладонями его спины. Эйкке улыбнулся, чувствуя, как в позвоночнике становится горячо.

— Что на этот раз вы не поделили? — куда-то ей в волосы спросил он. Касси вздохнула, еще пуще разжигая жар.

— Она узнала про маму… Ну, о том, что я знаю… кто на самом деле виноват, — сбивчиво принялась объяснять она, и Эйкке очень хотелось думать, что мысли у нее путаются от его близости. Во всяком случае, до объятий она говорила вполне себе складно. — А потом… Ниобея сказала… — тут Касси вдруг отодвинулась и так внимательно на него посмотрела, что у Эйкке екнуло внутри очередным предчувствием. — Эйкке, а ты знал, что дорр Тидей и был тем человеком, которого приписывали маме в любовники?

Теперь уже он сам уставился на нее, как на душевнобольную.

— Какой еще дорр Тидей? — тупо спросил он, не желая верить в очевидное.

— Тот самый, — многозначительно повела плечами Касси, — что вытачивает ее статую.

Ух!

Истина обрушилась снежной лавиной, однажды едва не погребшей под собой маленького Эйкке. Как тогда, стало холодно и нечем дышать. Так вот что скрывал от него все это время Тидей! Вот что значили все его полуоборванные фразы! Он-то, несомненно, сразу понял, о какой Кассандре рассказывал ему Эйкке. И смолчал, обманув его доверие!

Конечно, в подобной подлости разве признаются?

Эйкке снова сгреб Касси в объятия, не желая отпускать, пока не найдет подходящие слова для утешения. Но те толклись в затуманенном разочарованием разуме, и только мысли об их общей с Кассандрой беде не давали Эйкке прямо сейчас отправиться в каморку и там объяснить Тидею, сколь отвратительно тот поступил с доверявшими ему людьми.

— Прости, я даже предположить не мог! — выдохнул Эйкке, понимая, что должен хоть что-то сказать. — Видел, конечно, эту статую, но на тебя она совсем не похожа! А Тидей…

— Не объяснил, да? — продолжила за него Касси, и Эйкке оторопел, услышав в ее голосе улыбку. Даже отодвинул ее от себя, чтобы убедиться в том, что не ошибся. Нет, не ошибся: Касси улыбалась и не собиралась больше плакать. — Вы, мужчины, не любите делиться своими чувствами даже с самыми близкими. А дорр Тидей до сих пор любит маму. И не смей надо мной смеяться!