Эти люди, ставшие вкруг, совсем не смотрели на Борю. Они смотрели на кукол, они смеялись и о чем-то задумывались. А уходя, покупали у вязальщицы шарфы, хотя у той по-прежнему не было ценников…

И когда вязальщица предложила кофе в соседней кофейне, Боря почему-то согласился. Наверное, бывают дни, когда ты точно знаешь, что сегодня все, что можно, ты уже потерял.

Вязальщица сняла с шеи шарф. Пока они делали заказ, Боря украдкой поглядывал на толстый шрам, ожерельем впившийся в бледную веснушчатую кожу.

– У меня был рак, ― просто сообщила вязальщица и улыбнулась. ― Но все уже позади.

Она еще что-то оживленно рассказывала, а Боря все думал, как ее попросить. После того, что она для него сделала, не будет ли это наглостью?..

– Свяжешь мне робота? ― выпалил он, перебив ее на полуслове.

Она улыбнулась, кивнула. Но в лице ее мелькнуло что-то, не то тоска, не то сожаление. И нужно было спросить, но у Бори звякнул телефон. Он давно заблокировал все номера, кроме одного, с которого не ждал ни звонков, ни сообщений.

– Можешь прочитать? ― Дрожащей рукой протянул он телефон вязальщице. ― Я без очков…

Боря не соврал ― очков у него действительно не было. Ни с собой, ни вообще.

Вязальщица открыла сообщение, улыбнулась широко, морщинки собрались в уголках глаз, и Боря вдруг понял, что она давно уже не молода.

– «У тебя родился внук, приезжай», ― прочитала вязальщица и добавила от себя: ― Поздравляю!

Боря подскочил, схватил телефон, вновь напялил пальто кое-как и замотался шарфом. Вязальщица проводила его усталым взглядом, но Боря не обернулся. Обняв ящик с игрушками, он спешил на автобус и вдыхал запах лаванды.

Лучший запах на земле.

* * *

На следующий день вязальщица исчезла вместе со всеми шапками, варежками, носками и шарфами. Наверное, закончился сезон.

Но на лавочке возле прежнего места Борю ждал серый вязаный робот.

Анастасия Галатенко

Дмитрий Романов

Коммуникационная сложность

Коммуникационная сложность отслеживает, сколько общения необходимо для оценивания функции, значение которой зависит от информации, распределенной между двумя или более сторонами.

T. Lee and A. Shraibman, Lower bounds in

communication complexity, in: Foundations and Trends

in Theoretical Computer Science, Vol. 3, No. 4 (2007), p. 264

Мне всегда нравились работы Эшера. Именно поэтому я заметил Лизу.

Конечно, тогда я не знал ее имени. У меня выдался ленивый весенний день, и я решил прогуляться по городу и бросить взгляд на недавно установленную на центральной площади динамическую скульптуру. Уникальное творение человеческих рук (как было указано в презентации): постоянно меняющаяся абстракция, в которой каждый может увидеть что-то свое. Дальше было написано про тысячи невидимых шестеренок, приводящих скульптуру в движение, многие часы ручного труда и призы на конкурсах – все это меня мало интересовало. Но на видео в сети трехмерная металлическая клякса всплывала медузой вверх, падала вниз свинцовой каплей, сворачивалась в лист Мёбиуса, принимала самые неожиданные формы и, как утверждалось, никогда не повторялась. Скульптура называлась «Амбивалентность».

Я вышел на площадь, когда рассыпающий солнечные зайчики тор медленно становился кружкой. Зрелище было завораживающим. Я подошел ближе, не без трепета встав прямо под скульптурой. Кружка распалась над моей головой водопадом сфер, тут же, впрочем, слипшихся в жутковатую амебу и, втягивая ложноножки, медленно трансформировалась в шар. Задрав голову, я вгляделся в поверхность, увидел себя и замер, узнавая и шар, и выделившуюся из него, сжавшую его руку. Мне показалось вдруг, что эта рука сомнет сейчас мое отражение, а вместе с ним изменюсь, трансформируюсь во что-то невообразимое и я сам.

Я отступил и отвернулся, оглядывая мир, залитый солнечными бликами. Он и сам менялся каждую секунду, отражая изменчивость скульптуры.

Лизу «Амбивалентность», кажется, не занимала вовсе. Лиза сидела на лавочке, читала книгу и лишь недовольно щурилась и прикрывала глаза ладонью, когда очередное пятно отраженного света падало ей на лицо. В этой игре бликов она казалась сразу юной и зрелой. Наверное, это меня в ней и привлекло.

Она поминутно поднимала глаза от книги и рассеянно осматривалась, словно ждала кого-то, но не была уверена, что он придет. Я тоже обвел площадь взглядом, но она была, по обыкновению, пуста, только под скульптурой, там, откуда только что ушел я сам, стоял, задрав голову, сутулый парнишка.

Интересно, что увидит он?

Девушка в очередной раз подняла глаза от книги и теперь задумчиво смотрела сквозь меня. Я помахал ей, но она, кажется, не заметила.

Я подошел ближе.

– Снова Эшер, – сказал я, показывая на вытягивающуюся перед нами конструкцию. – Переходящие друг в друга лестницы.

– Расходящиеся волны, – ответила она мне в тон.

Мы помолчали. Лестница перекрутилась, между ступенями образовались прорези.

– Цепочка ДНК, – сказал я.

– Цепь, – согласилась она. – Не ДНК. Просто цепь, смотрите же!

– Цветок.

– Галактика.

– Парус.

– Ангел.

– Зависит от трактовки?

– Вероятно, да. Не думаю, что создатели этой скульптуры были столь гениальны, что сделали ее разной для всех.

Она снова осмотрелась.

– Вы кого-то ждете?

– Ждала. – Она перевела взгляд на меня и улыбнулась.

– Мне уйти?

– Нет-нет. Я не ждала никого… как бы это сказать… конкретного. Просто… Замечали ли вы, что площадь часто остается пустой, но как только начинаешь ждать кого-нибудь, сразу появляется куча народу? Я замечала много раз. И вот пришла на площадь и стала ждать кого-нибудь. Я загадала, что это будет девушка. Высокая, стройная, блондинка, лет двадцати пяти, с голубыми глазами и красной сумкой. Ее я и ждала!

– По-моему, ваша теория неверна. Здесь почти никого нет.

– Правда? Оглядитесь!

Я послушно огляделся. За то время, что мы разговаривали, площадь заполнилась народом. Тут и там слышались крики и смех, играли дети, продавались воздушные шарики и не было ни одной пустой скамейки. По противоположной стороне шла группка девушек, одна из них, высокая и стройная, откинув золотистые волосы с лица, остановилась, засмотревшись на гигантского металлического спрута.

– Кажется, вы дождались, – заметил я. – Она подходит под ваше описание. Только вот не знаю, голубые ли у нее глаза.

Она улыбнулась:

– А это, в общем-то, совсем неважно.

Мы с Лизой занесли друг друга в список контактов. Я выразил желание увидеться с ней еще раз, она не возражала. Она была совершенно не похожа на меня, наши трактовки реальности настолько отличались, что мне стало интересно понять ее.

Через три дня после нашего знакомства мы снова сидели на той же скамейке, где встретились впервые.

– Опиши площадь, – сказала Лиза. –