оставшаяся после старой народной школы, в напоминание о том, что здесь тоже когда-то кипела жизнь. Она различила между деревьями крышу кузницы, просевшую у конька, там, где кирпич обрушился.

Знание местности. Какие поверхностные слова. Тонкие, словно свежевыпавший снег в ноябре. Они умалчивали о той бездне или той неразберихе, что скрывалась под внешне мирным фасадом, за которым каждый человек крепко связан с другим, где воспоминания обманывают и предают. Эти слова умалчивали о любви, толкающей людей на нечестные поступки.

– Я не могу, – сказала Эйра.

– Вот оно что. Ясно… – ГГ выглядел удивленным. – А мне показалось, что тебе понравилось работать с нами?

– Понравилось, – подтвердила она. – Очень. Просто я…

Слова. Проклятые слова. Ощущение, что нужно сказать все как есть, но с какой стати она должна трепать имя своего брата? То старое дело закрыто давным-давно. Стоит ли ей сейчас говорить об этом? Ведь нынешнее расследование совсем из другой оперы. Здесь речь идет об убийстве мужчины, а не Лины, и, возможно, оно произошло даже не в девяностые годы. Какие доводы говорят в пользу этого? Манера шнуровать ботинок!

Одновременно она мысленно представила себе более ранние находки. Бретелька от платья, которое могло принадлежать Лине. Ощущение, что здесь скрывается больше, чем простая случайность.

– Мне кажется это немного нечестным по отношению к моим коллегам из Крамфорса, – проговорила Эйра наконец. – Такими темпами у нас там скоро останутся одни лишь зеленые юнцы, только что окончившие полицейскую школу.

– Понимаю.

ГГ пальцами затушил окурок и подошвой ботинка растер последние крошки табака, которые упали на землю. Кинул взгляд в ту сторону, где стояли развалины лесопилки, после чего оглядел ставшее безоблачным небо.

– Гранж, – проговорил он. – Что еще можно сказать об этом человеке, пока мы ждем результатов экспертизы?

– Что он был молод? – предположила Эйра.

– У меня есть похожая пара, – сообщил ГГ.

– «Мартинсов»?

– Угу. Купил их прошлой осенью, когда подумал, что надо бы мне слегка обновиться, но почти не носил. Жесткие, и надевать неудобно.

– Пожалуй, не так много пожилых мужчин расхаживает в «Мартинсах» в наше время…

– Прости?

– Я имею в виду, взрослых мужчин в самом расцвете сил.

– Спасибо, – сказал ГГ с улыбкой.

Эра ощутила мимолетную тоску, грусть от того, что они больше не будут работать вместе.

– Как и сказала Ширин, в основном эти ботинки были популярны в молодежной среде. Бунтарский дух и все такое…

Какая-то мысль внезапно пришла ей в голову. Не то чтобы она была в теме, для нее то время вообще ассоциировалось с группой «Спайс Герлс», но кое-что она все-таки знала. Например, о страстном желании ее поколения обладать тем, что было только на снимках газет, на экране телевизора или где-то еще.

– Пожалуй, не так много было подростков, имевших «Мартинсы», – проговорила Эйра. – Только не здесь и не в девяностые годы. В Хэрнёсанде еще куда ни шло, там жили парни, которые одевались в куртки «секонд-хенд» и играли в музыкальных группах, но чтобы в Крамфорсе и окрестных деревнях? У людей просто не было таких денег. Думаю, пара «Мартинсов» выделялась бы на общем фоне.

– Как я и сказал, – вздохнул ГГ. – Хорошее знание местности.

В тот день, когда Эйра вернулась обратно к привычной схеме работы в качестве дежурного стража правопорядка, в южном полицейском округе Онгерманланда случилось не так уж и много.

Драка в Болльста, причем по знакомому адресу, и взлом киоска на пляже в Лу. Злоумышленники обчистили контейнер с мороженым и покусились на запас конфет. По местным меркам – настоящая трагедия, но для полиции работы почти никакой, разве что сделать внушение деревенскому комитету и группе возмущенных детей, чтобы они отнеслись к произошедшему серьезно.

– А я на следующей неделе иду на собеседование, – сообщил Август Эйре, когда они уезжали оттуда с опущенными из-за жары стеклами, – планирую получить место в западном районе Стокгольма.

– Поздравляю, – сказала Эйра. – Желаю удачи. Надеюсь, ты его получишь. Нет, правда.

– Если я все еще хочу этого.

– Потому что не в центре города, да? – Она ощутила раздражение. Только выпустился, а уже привередничает.

– Я бы мог остаться здесь, – сказал Август. – Если появится вакантная должность.

– Ты шутишь, – не поверила Эйра.

Август промолчал. Он и впрямь не шутил. Отыскал ее свободную руку, коснулся ее бедра и двинулся дальше.

– Никто не хочет здесь задерживаться, – сказала Эйра. – Остаются только те, у кого здесь семья, корни, воспоминания. Потому что они жить не могут без охоты и рыбалки, леса и реки. Остаются, если создают семьи и хотят, чтобы дети могли носиться по приволью, но не для работы. Ты можешь проторчать здесь тридцать лет и все равно остаться офицером полиции. А если мечтаешь сделать карьеру, то имей в виду – должность начальника местного отделения освобождается раз в пятьдесят лет.

– Мне здесь, пожалуй, нравится.

– Да ты с ума сойдешь.

– Здесь есть спокойствие, которого я больше нигде не встречал. Близость к природе. Ощущение, что вдыхаешь кислород в чистом виде. А еще этот свет…

– Ты еще не видел, что творится здесь в ноябре, и не знаком со здешней зимней тьмой. Ты никогда не замерзал в январе, сидя в машине, которая не заводится.

– Можно ведь прижаться друг к другу, – сказал он и рассмеялся, сжимая ее бедро.

– И что подумает об этом твоя девушка?

– Я же говорил, мы не относимся друг к другу, как к собственности.

– Нет, нет и еще раз нет.

И, чтобы не углубляться дальше в эту дискуссию, Эйра включила радио. Передавали «Летнее мучение» в стиле рэгги, которому уже несколько лет стукнуло. Август подпевал, барабаня в такт пальцами по опущенному стеклу.

Голос у него был что надо. Эйре сделалось не по себе от сквозивших в нем беспечности и беззаботности, словно ее напарник предпочитал жить только настоящим, отбрасывая в сторону все, что казалось ему ненужным.

Она сбавила скорость и свернула на узкую дорогу, которая, круто поднимаясь, шла через горный хребет.

– Разве мы не собирались вернуться в Крамфорс? – спросил Август.

– Собирались, но так быстрее. Не волнуйся, много времени это не займет.

По ту сторону хребта их взгляду открылась небольшая зеленеющая ложбина. Своими волнистыми лугами, пасущимися коровами и редко разбросанными там и сям небольшими фермами она напоминала пейзажи Альп, и Эйре это нравилось.

Прямая, усыпанная гравием дорога вела к дому на опушке леса. Лужайка перед домом была подстрижена, но в остальном все указывало на то, что строение уже давно пустует. Покосившийся во многих местах дощатый забор, поблекшая от солнца и ветра краска. Эйра с удовольствием отметила