Марисса сама потянулась к его губам, но уже через секунду ошалела от напора. Крайдин, получив малейший знак, сорвался – он целовал ее так, что она даже отвечать почти не могла. Подхватил на руки, вжал в себя с силой – дождался, получил, теперь не отпустит. Теперь, если она только захочет остановить, – он уже не сможет остановиться.

Прижал к земле всем весом, со стоном оторвался от ее губ, сжал грудь сквозь ткань и, будто бы только сейчас вспомнив об одежде, начал от нее избавлять, едва не разрывая завязки. Марисса тоже потянулась, выхватывая его рубаху из пояса, но тотчас была перехвачена за запястья. Крайдин завел ее руки и прижал к земле над головой. Запустил другую ладонь ей между ног, заскользил там, находя самое чувствительное место, дождался, когда Марисса выгнется от удовольствия, и лишь потом наклонился и прохрипел ей в губы:

– Моя женщина. И только попробуй хоть еще раз сказать, что не моя.

Доведя ее почти до исступления, он вдруг навис сверху и замер. Марисса распахнула глаза, не понимая причину задержки такой горячей страсти.

– Марисса… – он заговорил очень тихо, серьезно. – Мы с тобой уже… ты не девственница?

Марисса закусила губу, чтобы скрыть невольную улыбку, возникшую от неожиданного вопроса.

– Нет. Но все же будь со мной нежнее.

Он коротко выдохнул, облегченно, и тут же наклонился к ее губам, снова целуя. Теперь медленнее и аккуратнее. Руки почему-то не отпустил, будто бы боялся, что начнет отталкивать, или так подчеркивал, что она полностью в его власти. Но нежности его хватило на несколько минут – стоило ему только войти в нее полностью, как он начал яростно вбиваться, с каждым толчком все сильнее, ловя губами ее стоны и перехватывая помутневший взгляд.

Марисса не изображала удовольствие – теперь не нужно было притворяться даже перед самой собой. Ей нравилась его сила, эти всплески безумия в глазах, ей нравилось, что он берет ее так, что тело невольно поддается, скручивается изнутри теснотой и удовольствием, и нравилось даже то, что он не может больше держаться. Наверное, во все века именно так отдавались женщины мужчинам – без остатка, без права выбора и утопая в той же страсти. Пик удовольствия она испытывала, кусая его губы и желая, чтобы он продолжал эти резкие движения внутри как можно дольше. И голод Крайдина все не иссякал, даже после того, как сам испытал оргазм. Прижал Мариссу к себе, обессиленную, вновь начал целовать, наконец-то стянул с себя рубашку, до которой так никто и не добрался, снова прижал к уже голой горячей коже. Гладил по щеке, скользнул на грудь, не позволяя ей уснуть.

– Не знаю, Марисса, что было раньше. Но я определенно тебя любил.

– Хотел, – поправила она сквозь дрему.

– Дура ты, Марисса. Ум проклят мой, а дура ты. Я пойду с тобой дальше Накхаса.

– Хорошо.

– Я не спрашивал твоего разрешения.

– Знаю, – она нашла силы усмехнуться. – И, кажется, мне твой ужасный характер начинает нравиться.

– Я хочу тебя снова.

– О… нет… Я не способна пошевелиться…

Он бережно уложил ее на свою руку, спиной к себе, из чего Марисса сделала вывод, что он все-таки ее пожалел. Но ласки не остановились, а из нежных снова становились все более интенсивными. И стоило Мариссе выдать невольный стон, как он поднял ее ногу и снова вошел в нее сзади. Напрасно Марисса думала, что истратилась полностью – это удовольствие оказалось намного медленнее, мучительнее и не менее впечатляющим.

Засыпая в жарких объятиях на теплой земле, она думала о том, что зря дала им обоим поблажку. Нет, она не сожалела – ей понравилось. А значит, и сила будет расти. И нет ничего страшного в том, что Крайдин начал ей нравиться немного иначе, чем прежде. Ведь это совсем другой Крайдин Сорк – тот, который уже давно ее немного привлекал. Одновременно кажется, что все в нем изменилось и что не изменилось вообще ничего. Как и любой ведьме, он быстро ей надоест, а пока почему бы не признать, что такой мужчина не может не вызывать отклика даже в ведьминой душе?

Поблажка сразу изменила их отношения. Теперь Крайдин не спрашивал – делал: прижимал к себе, целовал, не обращал внимания на возмущения. Он не давал шанса даже для видимости отчуждения между ними. Марисса быстро сдалась и сопротивляться вовсе перестала, и каждое следующее удовольствие, отпускающее пружину в ее животе, оставалось там неощущаемой, но реальной силой. Уже скоро теплый купол Марисса могла создавать лишь щелчком пальцев, а Крайдину больше не приходилось вскакивать посреди ночи, услышав вдали волчий вой. Марисса сонно шипела, и волки предпочитали убраться подальше от ее странного бормотания.

Она сама понимала всю суть этих изменений, и их немного страшилась: без ненависти, которая выплеснулась вместе со сбывшимся проклятием, сердце Мариссы осталась беззащитным перед всеми остальными эмоциями, которые давно вызревали, но удерживались прочной границей. Стоило стене пасть, как сразу нахлынуло волной, затопило вместе с остатками мыслей. И Мариссу пугали такие изменения, происходящие с ней впервые в жизни. Пугали, но заставляли без видимой причины почти постоянно улыбаться.

– О бесы! – рассмеялась она, прогревая ноги у костра. – Ты стал романтиком? Глазам своим поверить не могу!

Крайдин действительно вышел из чащи, в одной руке неся тушку кролика, в другой – охапку какой-то зелени. Букет получился не слишком изящным, но сам факт поражал ее до колик от смеха.

– Ты спятила, ведьмочка, – усмехнулся и он. – Если память меня не подводит и на этот счет, то дым должен отпугнуть насекомых.

И тут же бросил весь «букет» в огонь. Зашипело, запахло густо и неприятно. Марисса отшатнулась, морщась от дыма.

– Не только насекомых!

Крайдин хлопнул себя по шее, убивая очередного комара – он отчего-то совсем не мог выносить этих кровососущих гадов.

– Какие они здесь огромные, – скривился он. – Хоть с арбалетом на комарье ходи.

– Наверное, это означает, что мы все ближе к болотам, – Марисса пожала плечами. – Давай сюда кролика, я разделаю. Рада видеть, что ошибалась – ты все тот же циник, каким и был, а то бы я вовсе растерялась.

По прикидкам Мариссы они уже почти добрались до перешейка, еще немного – не больше пары дней – и там придется решать: идти на запад, в леса Лиды, или свернуть в Приреченку. Обсуждали этот план лишь единожды, и тогда больше склонялись, что Мариссе советы ведьмы нужны больше, чем ее спутник-накхасит в родной деревне. К счастью, опасения Мариссы по поводу отношения местных к Крайдину не подтвердились. Они всегда старались выбирать безлюдные дороги и лишний раз на глаза людям не попадались. Но иногда приходилось. И к удивлению обоих, на Крайдина посматривали исподлобья, но никто лишних вопросов не задавал. Надо же, как быстро все изменилось – люди начали привыкать к таким лицам, уже не шарахались от них в стороны и не хватались за мечи. Посматривали с раздражением, иногда со злостью, но на рожон никто не лез, ведь в любом крупном поселении теперь были солдаты Накхаса, по всем торговым путям шли купцы из Накхаса, все королевства теперь назывались Единым Накхасом. Особенно это было заметно на северных территориях, до юга все будет доходить медленнее. В чем-то Нош был прав: не сменится и нескольких поколений, как никто и не станет вспоминать о кровавой бойне, а народы окончательно перемешаются между собой, став единым.