Сверху сыпались и сыпались осколки, пробивавшие в моем скафандре дыру за дырой.

Заметив еще одну белую вспышку, я поднял голову. Люк открылся, и из него выбиралась фигура – это могла быть только Дейлани. Вылезла и побежала к нам, ловко уклоняясь от падавших камней и прочего. Она попыталась поднять меня, но я не выпускал руку Салмагард. Тогда Дейлани, с невнятными сердитыми звуками, подтащила к себе нас обоих.

Я не столько влез в люк, сколько просто упал туда и, ударившись о жесткий пол, снова потерял сознание на несколько секунд.

Дейлани спускалась по лестнице, держа на плече Салмагард.

Ей пришлось затаскивать нас обоих в спутник, где она бесцеремонно швырнула нас на пол. Нилса я не увидел – значит, лейтенант уже уложила его в стазис. Дейлани взяла терминал и уставилась на экран. Раздался грохот, и нас всех прижало к палубе.

Терминал проехал мимо меня, и на его экране я увидел гигантскую мать всех ксеносов, быстро удалявшуюся куда-то вниз, и корабль колонистов, исчезавший в черных недрах планеты, как это случилось недавно с транспортником капитана Треммы.

Углепластиковые экраны дребезжали, как стекла.

Громадный крейсер пробил бронеплиты, как будто там вовсе ничего не было. Даже здесь, на большом расстоянии, звук удара оглушил меня. Громада в четыре с половиной километра длиной потеряла управление и бессильно рухнула на город. Дома и башни, казавшиеся издалека не прочнее травы, пусть и километрового роста, рушились и разваливались на части. Сияющие строения гибли дюжинами. В воздухе световыми точками суетливо носились флаеры с людьми, отчаянно пытавшимися спастись.

Один за другим корабль проламывал автомобильные и железнодорожные эстакады; обломки мостов сворачивались в спирали и ползли в сторону пролома.

Из корабля потек теплоноситель, и сразу же поднялись языки голубого и зеленого пламени. Станция стремительно теряла воздух, и непреодолимый ветер нес людей, вперемешку с обломками, как пыль. Через грохот катастрофы тщетно пытался пробиться вой сирен. Корабль достиг базовой платформы, врезался в нее и сложился внутрь себя. Вся станция содрогнулась, и пол устремился на встречу с моим лбом.

– Они совсем уж обнаглели.

– А чего же ты ждешь от имперцев? Куда они хотели его забрать? В свое посольство?

– А куда ж еще?

– Они с корабля? С того, большого?

– Откуда я знаю? Наверно.

– Тебе не кажется, что они странно себя ведут? Почему они сразу забрали всех остальных, а этого, одного, оставили? С чего такая задержка? И, вообще, они объяснили хоть что-нибудь?

– Лучше скажи: он выживет или нет?

– С ним все в полном порядке. А имперцы заплатят?

– Уже заплатили. И чего ты так вцепился в этого парня?

– Потому что тут происходит что-то странное.

– На твоем месте я даже не пытался бы понять этих парней.

– И все же тут должно что-то быть: сначала они отказались его забирать, а потом вдруг принялись дубасить в двери, дескать, отдай, и все.

– Вот тут ты прав на все сто. Дубасят в двери. Между прочим, эти парни воевали с Содружеством и победили. А мы здесь так – подай-принеси.

– Не совсем. Вызови охрану станции, выясни, какие у нас права. Нужно выиграть время, чтобы поторговаться.

– Ерунду ты порешь. Имперцы попросили нас об услуге, и нам вовсе не с руки торговаться с ними. Такие штуки обычно плохо кончаются.

– Да я же со всей душой! Мне лишь хочется знать, что происходит, только и всего.

Судя по голосам, они стояли или сидели спинами ко мне. Я открыл глаза. Одноместная больничная палата – таких полным-полно во всех концах галактики. Судя по тому, что я услышал, мы находились на Станции Пейн, а точнее в лазарете посольства Пространства свободной торговли.

Моих движений ничего не сковывало, я не был привязан к кровати. И хотя пребывал не в лучшей форме, но если сравнивать с последними воспоминаниями, то был очень даже ничего себе. Что называется, практически здоров. Судя по всему, мог передвигаться, не впадая в дрожь, но чувствовал, что тело все еще покрыто многочисленными ушибами. Когда спутник стартовал, мы не были привязаны и даже ни за что не держались. Мне повезло, что я пережил этот взлет.

Я смотрел на двоих мужчин, продолжавших пререкаться.

У меня имелись вопросы, но время для них было неподходящее. Один из собеседников повернулся и вышел из комнаты; дверь с шипением закрылась за ним. Лучшего шанса мне могло и не подвернуться.

Я бесшумно выбрался из кровати и, не обращая внимания на головокружение, обхватил шею незнакомца согнутой рукой. Он почти не сопротивлялся. Когда он лишился сознания, я положил бесчувственное тело на пол и снял с него форменную одежду медика.

Одевшись, я вышел в коридор.

В отличие от корабля ганрайских колонистов, в посольстве Свободных торговцев можно было ориентироваться без труда. Отличная весомая гравитация. Чистый мозаичный пол. Картины на стенах. Красота, да и только.

Я выпрямился, проверяя, нет ли на мне слишком уж броских следов от ран. Ничего такого, что привлекало бы особое внимание, не обнаружилось. Торговцы хорошо позаботились обо мне.

Никто не присматривался ко мне. Возможно, за это следовало бы поблагодарить мою внушительную, еще сильнее отросшую щетину.

Я вышел на галерею второго уровня, протянувшуюся над прикрытым куполом просторным вестибюлем. Снаружи виднелись другие купола и цилиндры станции.

Вокруг суетился народ, но мой взгляд сразу выделил шесть белых фигур с лицами, закрытыми масками.

Эвагардцы – по мою душу. Их предводитель горячо спорил с сотрудником посольства. Я присмотрелся к форме. Полковник, по всей вероятности, с «Джулиана». А с ним, судя по нашивкам, и Эвагардская разведывательная служба, и Имперская служба безопасности.

Я очнулся как нельзя более вовремя.

Обогнув имперцев по широкой дуге, я вошел в лифт и покинул посольство в тот самый миг, когда там подняли тревогу. С этим у них быстро.

Я шел по торговому комплексу, сворачивая на каждой попадавшейся развилке, и пытался сообразить, где я нахожусь по отношению к гавани.

Я обнаружил, что, несмотря на все трудности, воспринимаю цивилизацию с радостью. После мертвой планеты с пустыми кораблями скученность, яркое освещение и толпы людей на станции Пейн радовали глаз и душу.

Я сам удивился. Это свидетельствовало о том, насколько сильно не понравилась мне та странная черная планета – потому что еще совсем недавно я был уверен, что смогу провести долгую, пусть даже и не особенно счастливую жизнь, если никогда впредь не буду соваться ни на какие космические станции.

Я миновал мемориал Ганрайской столичной космостанции. Быстро подсуетились. И венки уже кладут. Я выпятил подбородок и прошел мимо, не думая о памятнике. У меня не было времени на сантименты.