Увидев, как передернулся Пуфс, Аида Плаховна не выдержала ихихикнула.

– Мне тоже топать супротив валькирий? Косу наголо,свиток в зубы? – спросила она.

– Сидите, гражданка Мамзелькина, тут! О времениформирования спецбатальонов из пенсионерок вам сообщат дополнительно, –стал отговаривать ее Арей.

Пуфс посерел, комкая свою змеиную бородку.

– Довольно! – взвизгнул он. – И без васуправятся! Дриаду я забираю! Давай ее сюда!

Арей перестал улыбаться и взглянул сперва на Мамзелькину, азатем на Варвару, которая, мало что понимая, держала за ошейник Добряка.

– Ты действительно хочешь ее забрать, Пуфс? –спросил он.

Прежде чем ответить «да», осторожный карлик вскарабкался наплечи своему боевому телу и материализовал палицу. Он явно жалел, что неподстраховался и не вывел на поляну несколько стражей для охраны себя любимого.

Внезапно, когда бой казался почти неминуемым и Ромасюсикприкидывал уже, куда ему спрятаться, Арей разжал пальцы и уронил дриаду натраву.

– Да запросто! Бери! – внезапно разрешил он.

– Ты уверен? Ничего не забыл взять? – спросилаМамзелькина.

– Нет. Я тут тоже подумал и решил, что не люблюконсервы, – процедил Арей.

Не сводя с него подозрительных глазок, Пуфс заставил боевоетело наклониться, поднял дриаду и отступил на ту часть поляны, где стоялиПрасковья и Ромасюсик. Но и там он не остался, а, бросив пару слов Прасковье,видимо, самых незначительных, будто невзначай перекочевал дальше, где полянаобрезалась оврагом, похожим на бритвенный шрам на щетине леса.

– Мы остались без вождя! Место полководца в блиндажевторой линии обороны, куда не долетают ядерные тапки, – сказал Арей снасмешкой.

– Ты о чем? – заинтересовалась Мамзелькина.

– Если валькирии каким-то чудом прорвутся на поляну,тут их встречу я, ты и Прасковья. Пуфс же в надежном тылу.

* * *

В лесу, где нет дорог и все направления условны, сложноорганизовать засаду. Это и оказалось спасительным. Рассыпавшаяся цепь валькирийнатолкнулась на нее лишь одним крылом. Оруженосец Ламины упал. В плече глубокозасела стрела.

Валькирии поспешно укрылись за деревьями. Оруженосцыприкрывали их и себя щитами. Просвистело еще несколько стрел, одна из которыхударила в щит Радулги прямо напротив ее груди. В ответ Хаара и Фулона метнуликопья, но, учитывая, что цели ни одна из них не видела, пользы это не принесло.

– Дешево отделались! – сказала Бэтла, осторожновыглядывая из-за сосны.

Стрела, выпущенная невидимым лучником, сбила кору в десятисантиметрах над ее головой.

– Говори за себя! – прорычала Таамаг. – Уменя полный ботинок крови.

Бэтла повернулась и охнула. Бедро у Таамаг было пробитовошедшей наискось стрелой.

– Бьют откуда-то сверху. Небось с деревьев. Смотри, какторчит, – мрачно сказала Таамаг и, стиснув зубы, коснулась стрелы.

– Больно? – спросила Гелата, подползая к ней.

– Нет. Вообрази: щекотно!

– Не груби! Я дерну, а ты…

– А-а-а! – завопила Таамаг.

– Именно об этом я и хотела попросить, – сказалаГелата.

Валькирия воскрешающего копья, только что сделавшая резкийрывок, спокойно оглядела стрелу. Наконечник был четырехгранный, насаженныйплотно, без зазоров. Гелата осторожно понюхала его, не смущаясь, что он был вкрови Таамаг.

– Тебе повезло! Даже не отравленная!

– Откуда ты знаешь?

– Орешь громко. Смертельно раненные так не орут. Ониорут печально! – утешила ее Гелата.

Оруженосец Ламины, лежащий лицом вниз на открытом месте, былхорошей мишенью. Матвей прятался от него шагах в десяти. Из своего укрытия онвидел зеленоватую куртку оруженосца, темный полукруг его затылка и правую ногу,согнутую в колене. Видно, пытался ползти, прежде чем потерял сознание. Изредкакто-то из «мальчиков Лигула» развлекался, выпускал стрелу, и она вонзалась вземлю недалеко от лежавшего оруженосца.

Надо было его вытаскивать, пока не стало поздно. Матвейпонял это первым, и тотчас ему до тошноты стало жалко удобного своего дерева свыпирающими корнями, за которым он так надежно залег.

«Неужели я боюсь? Да, боюсь, – осознал он. – И чемдольше раскачиваюсь, тем будет страшнее. Неужели я хочу, чтобы у меня на глазахего вытащили тетки?.. Но ведь пока я буду волочь эту тушу – меня самогоподстрелят. И почему его сразу не убили? Если бы стрела попала ему в башку – ненадо было бы сомневаться. Лежал бы себе и лежал. Жаль, что он жив».

Как некромаг, когда-то впустивший в себя мрак, Матвей частотерпел жгучие нападки злых мыслей. Целые их потоки, едкие, противные,захлестывающие. Было время, когда они пугали его и он считал их собственными,пока не понял однажды, что это мысли бестелесного зла. Сами по себе онибессильны, пока ты не принял их и не счел собственными. И еще одно Багровпонял: если хочешь, чтобы мерзкие мысли совсем не запинали, надо заранее наметить,что собираешься делать, и потом уже действовать неуклонно, не считаясь срасхолаживающей ленью, неохотой, злобой или страхами.

«Нет, нужно его спасать. Иначе я себе этого не прощу… Но,может, еще немного подождать и все разрешится само собой? Ну, например, еговсе-таки прикончат?»

Страх шевелился внутри, как улитка. Холодная, склизкая,ощутимая. Чем дальше, тем глубже она заползала. К улитке страха добавляласьмерзостная пиявка всезнайки-разума, который шептал, что нет смысла погибатьдвоим, когда можно погибнуть одному. Нет логики. Только какой? Логики плоти? Нутак в плоти ее вообще нет. Предел ее мечтаний – жить сытно, спокойно,пересидеть все опасности, обмануть все вирусы и как можно позже достатьсягробовым червям, чтобы благодарные потомки написали на могильном камне: «Здесьлежит восьмидесятилетний трус и эгоист, искренне считающий, что он умернасовсем».

Мысли проносились торопливо, точно заскакивали в вагонэлектрички, толкая друг друга в спину. Багров еще колебался, но, заметив, какшевельнулась Ирка, рванул сам, чтобы не побежала она.

Поднять оруженосца он не пытался – тот был накачанныйстокилограммовый лось. К тому же Багров понимал, что, закинув оруженосца наспину, по сути, сделает его живым щитом. Значит, надо иначе. И, схватив раненогоза ступню, он, проскальзывая, поволок его по траве к укрытию.