себя каждый удар его сердца. Сердца, которое бьётся так громко…

– А теперь дружно скажем: «Привет, ребята!», – холодный смешок раздаётся над головой и всё начинает рушиться. С треском, словно огромная, толстая яичная скорлупа лопается от ударов тяжелого молота, земля содрогается, покрывается трещинами и впускает в чистый сектор тех, кого позвало сюда моё проклятие.

– Фантомы. Классные ребята! Незаменимые прям! – Слышу новый смешок Рэйвена, руки обхватывают меня крепче, а сердцебиение его учащается. – Видишь, на что ты способна. А говорила – бесполезная.

Последнее, что глаза позволяют увидеть, это безразмерную грязно-зелёную массу, расползающуюся над чистым сектором, а затем Рэйвен начинает бежать.

***

Это был единственный шанс сохранить ей жизнь – позволить проклятию достигнуть того уровня, когда энергетический след от разрушения её тела наберёт такую мощь, что сможет показать фантомам дорогу даже в скрытый от глаз заблудших сектор. И я был прав – след оказался не просто мощным, он оказался настолько гигантского масштаба, что вместо нескольких сотен фантомов привёл сюда целые тысячи! Целые тысячи бесхребетных существ, которые, как обезумевшие наркоманы во время ломки бросились в чистый сектор за дозой. За совершенной дозой! За ней – за моей анафемой!

Проклятье… Я безумен! Нет – я просто больной отморозок, раз пошёл на всё это ради неё!

Какого чёрта я делаю?! Мне теперь свои проблемы разгребать нужно! Найти Дрыща, получить от него летопись, а я тут с какой-то прокажённой вожусь… Несу её на руках, бегу в сектор, где осталась ждать Лори, в сектор, где полно того, что сможет остановить разрушение Её тела и сгорание души.

– Терпи, слышишь меня? Ответь, Катари! – И ещё говорю с ней для чего-то!

А она не отвечает.

Почему она не отвечает?!

– Твою мать! Катари!!!

Спиной чувствую, как эти твари несутся следом – ещё одна проблема на мою голову! Избавиться от такого количества фантомов одним махом не получится, придётся идти на крайние меры, вот только зачем?! Я могу оставить Её здесь, забрать Лори и катись оно всё к чёрту!

Она – анафема. И всё ещё моя жертва!

А что если всё не так, как кажется? Что если моя работа ещё не закончена, а Лимб вовсе не говорил с моей птичкой и не приказывал меня убивать?!

Вот во что мне хочется верить. Вот какую причину я нашёл, чтобы не бросать Катари на растерзание фантомам, а самому в это время с лёгкостью на душе убираться на хрен от греха подальше – она ещё может понадобиться!

Какая жалкая причина. Какой же охренительно жалкий я!

Опускаю Катари в снег и кричу этому мужику, в тело которого забралась Лори, чтобы помогал мне потушить эту чертовщину на её теле. От нежной кожи моей птички и следа не осталось, почернела, обросла толстой коркой с ног до головы, даже одежда истлела до ниток. Почти не дышит, веки не дрожат – застыли, губы приоткрыты и неподвижны, на них смотреть почему-то больнее всего.

Мужик сбоку, то есть Лори, издаёт громкий протяжный звук и кивает туда, где продолжает разрушаться чистый сектор, захватывая территории заснеженного, а грязная зелёная масса клубами вязкой субстанции перекатывается по снегу, закрывает собой небеса и протягивает длинные костлявые конечности к той, за кем пришла.

– Вам нужно уходить, – говорю Лори сразу, как первые чёрные хлопья сходят с лица Катари, и я с облегчением выдыхаю, глядя на нежную, розовую кожу.

Сбрасываю с себя куртку и наспех закутываю в неё хрупкое, слабое тело, пытаясь хотя бы наиболее выдающиеся места прикрыть, чтобы какие-нибудь уроды-путники не позарились на то, что принадлежит мне. Бл*ть! Убью любого, кто хотя бы пальцем её тронуть посмеет! Клянусь, разорву голыми руками!!!

– И тебя это тоже касается! – как последний псих ору на Лори, ведь она тоже сейчас мужик. – Всё, бери её! Нигде не останавливаться ни днём, ни ночью, ясно?!

Лори скулит, уходить не хочет.

Вручаю ей в руки Катари и толкаю в спину:

– Уноси её отсюда! Живо!!!

Но Лори не слушается. Да что не так с этой волчицей?!!

– Ты сейчас в теле проводника! – с надрывом ору на неё, тыча пальцем в сторону. – Куда идти знаешь! Я найду тебя… вас. Всё, пошла!!!

Лори успевает взглянуть на разрастающуюся фантомную массу за моей спиной, негромко и так по-человечески заскулить, а затем, наконец, включает мозги и семенит прочь по вытоптанной ею же дорожке снега.

Смотрю им вслед так долго, сколько позволяет оставшееся у меня время. Разворачиваюсь к фантомам и, сам себе поражаясь, протяжно выдыхаю, глядя на всё это зелёное дерьмо вокруг.

Нет, ну вот же… Уже второй раз из-за какой-то прокажённой сам себя под удар подставляю! Да, я может и крут, но не настолько, чтобы избавиться от всех этих тварей, отряхнуть ладони и, щёлкнув двумя пальцами уйти в закат. Всё, что могу – потянуть время.

А потом сдохнуть, дав им себя на растерзание, как поступает любой древний во время защиты мирного сектора.

Именно – сдохнуть, и получить вторую на своём счету отметку «красного солнца».

И всё ради какой-то Анафемы!

Да чем я тут вообще занимаюсь?!

Дьявол…

В чём-то птичка была права – я всё-таки псих.

Глава 26

– Спокойно. Без резких движений, – чьи-то руки толкают меня обратно на что-то мягкое, в каком-то доме, где я почему-то нахожусь.

Ничего не понимаю. С трудом держу веки открытыми, с трудом фокусирую взгляд на чьей-то высокой фигуре, которая не позволяет мне встать, и пытаюсь сказать хоть слово, что угодно, лишь бы заставить себя говорить. Не выходит. Горло будто до мяса было разодрано и только-только покрылось тоненькой заживающей корочкой.

– Правильно, и говорить тебе не стоит, – продолжает настаивать женщина, чей мелодичный голос кажется знакомым.

Аккуратно приподнимает мою голову и подкладывает под неё ещё одну подушку: твёрдую, будто соломой набитую.

Моргаю, прогоняя туман в глазах, но так и не могу понять, где нахожусь, и кто эта женщина с таким приятным тембром; даже энергию её не ощущаю. Себя никем не ощущаю!

Провожу языком по губам и удивляюсь их мягкости. Значит… регенерация действует, значит, некоторые участки кожи уже успели восстановиться.

Почему они восстановились?

Почем я вообще всё ещё жива?

Как долго была в отключке?

И где…

– Держи, – в руках оказывается тёплая кружка, и в нос устремляется знакомый аромат цветочного чая.

Ну точно. Так вот кто передо мной.

– Мо-ри? – почти беззвучно получилось и очень больно. Так больно, что в ушах застучало огромным колоколом.