другим мужчинам не ставил под сомнение его рыцарство или маскулинность.

Бо2льшая часть рыцарей в куртуазной литературе не обращается к содомии и в основном ухаживает за женщинами. Их любовь связана не с их ориентацией или врожденными желаниями, но, как показывает нам художественная литература, с прекрасным телом и куртуазной обходительностью. Любовника тянет к женщине не потому, что она женщина, но потому, что она прекрасна и благородна; иногда он влюбляется в нее только из-за одной ее репутации, ни разу ее не увидев. Этот идеал тесно связан с социальными классами: рыцари в средневековой литературе должны вести себя обходительно с дамами, но не с женщинами более низкого происхождения, и поведение средневековых армий в реальности это подтверждает. Однако с гендером этот идеал связан в меньшей степени, чем мы могли бы подумать: красота и утонченность встречаются как среди женщин, так и среди мужчин, и любовь между двумя мужчинами иногда соперничает с любовью к женщинам. В любовной литературе мы не находим откровенно постельных сцен ни между мужчиной и женщиной, ни между двумя мужчинами, но страстная любовь может присутствовать в обоих случаях (но любовь между двумя женщинами в этом корпусе литературы встречается реже).

Мужчина, умоляющий о любви, ставит себя в подчиненное положение, а значит, делает себя менее мужественным: так бы это восприняли средневековые читатели. Разумеется, это всего лишь литературный вымысел. Пожалуй, это становится более очевидным, когда мужчина подчиняется женщине: это совершенно очевидная инверсия гендерных ролей – перчинка, драматический ход в игре, а не постоянное положение мужчины. Как утверждает Джеймс Шульц, «любовное служение как в прозе, так и в лирике представляет собой стилизацию мужского поведения, которое реализуется мужчинами для мужчин»: оно показывает мужское самообладание[244]. Но писатели не считали, что мужчинам следует вести себя так в жизни. Для мужчины подчиниться (эмоционально) другому мужчине, даже в литературе, может быть более унизительно, но это будет зависеть от социального статуса их обоих. В обществе с иерархической структурой было не так позорно служить и подчиняться тому, кто превосходит вас по социальному статусу, и точно так же не позорно подчиняться тому, кто превыше всех, – Господу. Не всякое подчиненное положение лишало мужественности или делало «квирами». Друзья Амис и Амилун, история которых многократно излагалась как на латыни, так и на народных языках, могут послужить примером того, как между двумя мужчинами может возникнуть глубокая связь, которая в средневековой литературе соперничает с связью между женщиной и мужчиной. Двое друзей дают друг другу клятву, которая оказывается важнее брачной. Здесь даже не стоит вопрос о том, вступают ли они в сексуальные отношения: читатель, вероятно, не должен был приходить к выводу о том, что они вступают в генитальный контакт. Тем не менее эта история – такая же история любви, как и любая другая.

Мужчин критиковали за обращение к «Ганимедам» и отдаление от женщин, но это не помешало идеалу мужской любви и дружбы сохраняться на протяжении всего Средневековья. Это было связано с тем, что средневековые люди не считали, что содомитские отношения исключают все остальные. Если с мужской дружбой и любовью вся проблема состоит в том, что из-за нее мужчины игнорируют супружеские обязанности, то коль скоро они их исполняют, в их отношениях с мужчинами нет ничего дурного. И хотя критика содомии не стихала, любовь между мужчинами также продолжалась, и эти явления не всегда противопоставлялись друг другу: к ним относились как к двум совершенно разным категориям деятельности.

Мы находим примеры любовных отношений между мужчинами в крупном корпусе поэзии мусульманской Испании, написанной как мусульманами, так и евреями. В обеих этих конфессиях содомия порицалась почти как в христианстве, но в среде социальной элиты эти запреты игнорировались – опять-таки, почти как в христианстве.

В действительности, историческая ценность типа отношений, освященных этой церемонией, заключалась не в том, что она представляла собой предшественницу сегодняшних однополых браков. Брак в Средневековье был не столько закреплением и официальным заявлением о любви между двумя людьми, сколько созданием юридического подразделения, которое узаконивало детей и облегчало передачу собственности от одной семьи к другой и от одного поколения к другому. Однополые союзы представляли собой противоположность. Эта церемония демонстрировала тип отношений, которые не получали признания в обществе, которые можно назвать «страстной» или «эротической дружбой». Люди были преданы друг другу и связаны друг с другом так, как современная им культура не признавала.

Вышедшая в 1994 году книга Джона Босуэлла «Однополые союзы в Европе до Нового времени» (Same-Sex Unions in Premodern Europe) вызвала в среде исследователей ожесточенные споры о том, соответствует ли описанная им церемония процедуре заключения брака или же такие церемонии похожи скорее на создание братского союза (речь идет об обряде адельфопоэзиса, о котором мы упоминали выше, на стр. 186). Однако историческая важность взаимоотношений, которые освящала подобная церемония, состоит не в том, что они являются прототипом современных однополых браков. В Средние века брак был не подтверждением и официальным признанием любви между двумя людьми: он скорее формировал юридическую единицу, позволяя узаконить рождение детей и облегчить передачу собственности, во-первых, от одной семьи к другой, а во-вторых, от предыдущего поколения к следующему. Очевидно, что однополые союзы не решали такую задачу. Подобная церемония освящала взаимоотношения, для которых в современном обществе нет формальной процедуры легитимизации: мы бы назвали такие отношения страстной или чувственной дружбой. Это не брак; тем не менее таких мужчин нельзя назвать и просто хорошими друзьями. Современная культура не знает названия для такой тесной, крепкой связи между двумя мужчинами.

В современной теории культуры для тех, кто нарушает или подрывает гетеросексуальный порядок, используется термин «квир». Судя по тому, что мы видим в средневековых источниках, страстную дружбу между мужчинами можно было бы назвать квирной. Такая дружба не мешала мужчинам жениться (если только они не приняли обет безбрачия) и заводить детей и вполне допускала, что время от времени они будут вступать в сексуальные связи с женщинами. Однако в Средние века от многих мужчин, которые поддерживали сексуальные отношения исключительно с женщинами, ожидалось, что приносящие наибольшее удовлетворение и радость несексуальные отношения они будут поддерживать с мужчинами (а от женщин ожидалось, что подобные дружеские отношения они должны поддерживать с женщинами). Должно быть, такие плодотворные, сердечные, даже страстные отношения нередко влекли за собой и сексуальный контакт.

От сексуальных связей, которые мы встречаем в судебных протоколах, такие любовные взаимоотношения отличает то, что они чаще всего не иерархичны с точки зрения возраста. Те отношения, которые суды расценивали как преступные, подразумевали преимущественно связь между мужчиной и «юношей» или по крайней мере подавались таким образом – независимо от фактического возраста участников. Мы