роль пассивного партнера. Для мальчика, который еще не стал настоящим мужчиной, женоподобное поведение намного меньше било по репутации; иногда мальчики одного возраста также вступали в сексуальные отношения.

Переход из пассивной роли в активную происходил в позднем подростковом возрасте. Мы не только видим, что пассивные партнеры моложе определенного возраста, а активные – старше; мы видим, что некоторые имена появляются в записях несколько раз, и одни и те же мальчики сперва играют роль пассивных партнеров, а позднее – активных. Согласно этим источникам, интерес к содомии стихал ближе к тридцати годам – то есть тогда, когда флорентийские мужчины чаще всего женились. В тех случаях, когда Роке удавалось проследить дальнейшую биографию тех или иных мужчин, он отмечал, что их имена пропадали из обвинительных протоколов примерно тогда, когда они вступали в брак. Это может указывать на то, что секс с мальчиками был для них временным увлечением – то есть эти мужчины не имели особой склонности к сексу с другими мужчинами или мальчиками, но считали его удобным до вступления в законный брак – или же на то, что для женатого мужчины, в отличие от молодых холостяков, считалось неподобающим поддерживать сексуальные отношения с мальчиками. Однако некоторые мужчины и после заключения брака не оставляли содомию, и их уже в зрелости и старости продолжали обвинять в сексе с мальчиками. Их могли высмеивать как грязных стариков, но они даже близко не навлекали на себя такой позор, как пожилые мужчины, игравшие в сексе пассивную роль.

Дихотомия между активной и пассивной ролью усложняется в случае орального секса. В случае анального, интрафеморального или, если уж на то пошло, вагинального секса, активным партнером считался тот, кто пенетрирует. Согласно римским представлениям, в оральном сексе активным партнером также был пенетратор; таким образом, пенетрация была ключевой для различения ролей в половых актах. Однако во Флоренции ключевым был вопрос о том, кто делал всю работу, а не кто пенетрировал и эякулировал, и активным партнером считался не пенетрирующий. Таким образом, возможно, пожилой мужчина мог и не быть пассивным партнером в том смысле, что претерпевал анальную пенетрацию со стороны молодого человека. Однако в целом оральный секс в контексте однополых отношений в средневековых источниках упоминается намного реже, чем анальный.

Хотя в каком-то смысле прегрешение пассивного партнера серьезнее, поскольку он принимал женскую роль и таким образом отрекался от своего гендера, во Флоренции, Венеции и других местах к пассивному партнеру относились более снисходительно, если он был мальчиком, хотя он все же не считался жертвой, как сегодня. Особенно яркий пример мы находим в 1320 году в Авиньоне. По словам кардинала Якобо Каэтани дельи Стефанески, одну пару поймали за совершением содомии; пассивному партнеру было 13 лет. Обоих приговорили к казни через сожжение, но хотя мужчину сожгли в соответствии с приговором, мальчика спасло чудесное явление Девы Марии, которая освободила его за мгновения до того, как зажгли костер. Папа Римский впоследствии приказал возвести часовню в честь этого случая. На иллюстрации, созданной в конце 1330-х годов, изображено спасение мальчика из огня[226].

Возможно, считалось, что мальчик совращен не так глубоко, как впавший в этот грех взрослый мужчина, или же роль пассивного партнера считалась для него не таким извращением, поскольку он еще не стал мужчиной. Напротив, в Северной Европе как дихотомия «активный – пассивный партнер», так и возрастная иерархия были в этом отношении намного менее важны.

Тот факт, что активный партнер получал более суровое наказание, нежели пассивный, хотя он в меньшей степени нарушал гендерные роли, может быть также связан с понятием ответственности. Пассивный партнер, который претерпевает действия активного, имеет больше возможности встать в позицию жертвы (которую убедили, соблазнили или изнасиловали, хотя последнее в Средние века встречается редко), нежели активный. Однако мы уже видели, что на изменивших мужу женщин возлагали вину, и точно так же пассивность в самом половом акте не обязательно означала отсутствие вины в инициировании отношений. Возрастная структура таких отношений может оказаться более важным фактором, оказавшим влияние на разное отношение к партнерам.

Возрастная структура участников однополых отношений во Флоренции (равно как и в Венеции) совпадала с древнегреческой: активный взрослый мужчина, пассивный юноша. Некоторые исследователи предположили, что такая модель была распространена по всей Европе до тех пор, пока Новое время не разрушило ее. Впрочем, другие считают, что обращение к этой модели в Средние века отражает злоупотребления со стороны церкви, на которые закрывали глаза из-за опасений церкви вызвать скандал. В самой Флоренции такие модели поведения полезнее сравнить не с однополыми отношениями в других местах, но с гетеросексуальными отношениями в самой Флоренции. В Италии в брак вступали не так, как в Северо-Западной Европе: женщины чаще выходили замуж в раннем и среднем подростковом возрасте, а мужчины ближе к тридцати годам или чуть позже. Это не значит, что однополые отношения следовали традициям гетеросексуальных (или наоборот): это может значит, что в данном случае социальные условности в отношении возраста преобладали над гендерными. Возможно, в тех регионах, где возраст вступления в гетеросексуальные отношения был другим, он был другим и для вступления в гомосексуальные отношения.

Такая радикальная разница в брачном возрасте у флорентийцев значила, что мужчины – даже те, кто со временем женится, – многие годы жили без женщин и в чьем-то чужом доме, а также что у супругов было мало общего – не только из-за разницы в возрасте, но еще и потому, что подобные браки чаще всего были договорными и редко когда были заключены по свободному выбору супругов. По этим двум причинам флорентийские мужчины вели гомосоциальную жизнь. Супруги не выходили вместе в общество: мужчины уходили одни, причем зачастую в таверны, куда в основном ходили другие мужчины. Они работали с мужчинами в мастерских. Мужчина, который поддерживал сексуальные отношения с другими мужчинами, в конечном счете жил в мире, где вовсе не было женщин. Во Флоренции это чувствовалось намного острее, чем в других местах, где мужчины и женщины вступали в брак примерно в одном возрасте – женщины примерно в двадцать лет, мужчины в двадцать пять. В таких регионах – во Франции и Англии – браки скорее были заключены по выбору партнеров, которые могли сами встретить потенциальных супругов и с большей вероятностью питали друг к другу страстные чувства. Кроме того, если женщина выходила замуж в более позднем возрасте, она с большой вероятностью работала, а это значило, что место работы в таких регионах становилось менее гомосоциальной средой.

Однако даже в менее гомосоциальных обстоятельствах таверны чаще всего были мужским местом. В немецком Регенсбурге в XV веке некоторые таверны названы в судебных