и стала оглядываться, ища гроб мужа.

— Я ни на минутку не хочу оставлять его! Я хочу вернуться к нему!

— Марго, — отвечал Винсент, — я останусь около него до последней минуты. Ты должна помнить, что ты мать, ты должна вернуться к Корнелю, к твоему ребенку.

— Да, ты прав, Винсент. Дай мне только последний раз взглянуть на него, и я уйду к моему ребенку.

— Ты обещаешь мне быть мужественной?

— Я не буду плакать. У меня больше нет слез.

Винсент пристально взглянул на сестру, лицо которой было искажено горем, и увидев по его выражению, что она говорит правду, взял ее за руку и отвел к гробу.

Маргарита, не говоря ни слова, опустилась на колени, и прочитав короткую молитву, встала.

Священник подошел к ней, но она твердым голосом ответила ему:

— Я больше не верую, мне нечего слушать вас, — и повернувшись, она вышла в сопровождении братьев.

— Шарль, — сказал Винсент, — проводи ее домой и не оставляй ни на одну минуту, так как она способна совершить безумный поступок.

Шарль уехал вместе с сестрой.

На другой день, в назначенный для погребения час, все спускались по лестнице вслед за гробом. Винсент шел под руку с доктором.

Несчастный, лежащий в гробу, раздробил себе череп из-за того, что ему не на что было пообедать.

Когда отпевание было окончено, Винсент вместе с Жобером отправился за гробом на кладбище Пер-Лашез.

Жобер заметил, что Винсент дрожит и кусает себе губы, тогда как глаза его сверкают странным блеском.

— Что с вами?

— Ничего, — ответил молодой человек. — Почему вы спрашиваете меня об этом?

— Потому что у вас такой вид, будто вы действительно провожаете на кладбище своего зятя.

— Хуже, — отозвался Винсент. — Я думаю о том, что похороню рядом со своей матерью этого незнакомца. Я был после смерти отца на кладбище и дал слово прийти туда не раньше, чем когда мы будем переносить труп отца.

— Сегодня вы делаете к этому первый шаг.

Несколько минут прошло в молчании.

Когда нужно было проходить через площадь ЛаРокетт, Винсент с силой сжал руку своего спутника.

— Здесь был убит наш несчастный мученик, — тихо проговорил он. — И теперь, глядя на все смешное великолепие этих похорон, на эти перья, бархат и серебряные вышивки, я думаю о мрачных похоронах казненного, о фургоне, за которым мы бежали в то холодное утро, о жандарме, который сторожил труп, пока он не был зарыт. Теперь мы проходим через площадь — и мне кажется, что все люди, следующие за нами и знающие нашу историю, стараются прочесть на моем лице все, что творится в моей душе.

— Будьте мужественны, Винсент, — сказал Жобер.

— Поддержите меня, — попросил Винсент, печально улыбаясь. — Я не в состоянии держаться на ногах, но я буду улыбаться. Пусть люди, которые смотрят на меня, скажут: "Он забыл об этом, он презирает своего отца, как тот этого заслуживает".

И несчастный действительно сделал гримасу наподобие улыбки. Жобер поддержал его, так как он шатался, проходя через площадь.

Вскоре похоронное шествие прибыло на кладбище, и труп незнакомца был похоронен в семейном склепе.

Глава IV

СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

На зеленом берегу Марны стояла лодка. Четверо гребцов в сопровождении четырех веселых спутниц лежали на траве.

Одна из молодых женщин встала, говоря:

— Прекратите серьезные разговоры. Я хочу веселиться.

— Тебе невесело потому, что его нет.

— Да, это правда. Вы все четверо не можете развеселить меня.

— Ты знаешь, что лучшее средство ждать — завтрак.

— А где Панафье должен присоединиться к нам? — спросил тот, что казался постарше.

— Он сказал мне, что приедет по жуанвильской железной дороге.

— В таком случае он может ждать нас у Жюстена.

— Вы уже целый час говорите нам об этом.

— Послушайте, заплатите двадцать су и велите отвести лодку к Жюстену, так как мы сами пойдем пешком.

— Ну нет, я люблю свою лодку и никогда не доверю ее наемнику. Мое сердце никогда не перенесет этого.

— Послушайте, вы мне страшно надоели.

— Нисетта, вы оскорбляете нашу лодку.

— Довольно, я умираю от голода. Панафье ждет.

У нас еще два часа, и я пойду закажу обед.

— И я с тобой, — вскочив на ноги, закричали дамы в один голос.

— Пойдемте и мы с ними, — предложил один из четверых, бывший капитаном лодки, — и пусть Сардин отведет лодку.

— Хорошо, — ответил высокий малый, названный этим именем.

— Придете к Жюстену.

— Отлично.

— Ты от меня не отделаешься, ты придешь, — сказала одна из женщин.

— Молчите лучше, Лушинетта, будьте почтительны к начальнику. Идите заказывать завтрак, я же поеду в лодке и, вероятно, буду в одно время с вами.

— Ну хорошо, оставим его.

Каждый из лодочников любезно предложил руку даме, а капитан — даже двум сразу, и все тронулись в путь, напевая песни.

Ресторан Жюстена известен всем парижским любителям катания на лодках — это обычное место свидания всех, катающихся по берегам Сены. Расположенный напротив, на зеленом островке Жуан-виль-Ле-Пон, он был очень заметен среди многочисленных лодок, привязанных к лестнице, разноцветные флаги которых развеваются каждое воскресенье.

Когда экипаж "Летучей мыши" (так называлась лодка) пришел к ресторану, Панафье, сидя на ступенях лестницы, которая ведет из ресторана вниз, с философским видом ждал их.

Как только Нисетта увидела его, она сразу побежала к нему.

— А вот и он! — закричала она.

Подойдя к молодому человеку, она бросилась к нему на шею и нежно поцеловала, говоря:

— Ты видишь, несмотря на зло, которое ты мне делаешь, я по первому твоему зову иду к тебе.

— Мне надо поговорить с тобой серьезно, — сказал Панафье.

— Опять… — проговорила Нисетта. — Каждый раз, когда я тебя вижу, причина одна и та же. Я счастлива, думая, что ты желаешь меня увидеть и повеселиться, а ты вечно встречаешь меня одной и той же фразой: "Мне надо серьезно поговорить с тобой".

— Ты плохо поняла меня, — проговорил смущенный Панафье.

— Как — плохо поняла?

— Я хочу сначала повеселиться и посмеяться, как ты сейчас сказала, а потом поговорить серьезно, но не о тебе, моя красавица, мне нужно узнать кое-что.

— Про Луизу? — спросила Нисетта, нахмурив брови.

— Никогда, — возразил Панафье, — не говори мне имени этой женщины. Я хотел увидеть ее один раз. Мы объяснились, и все кончено.

Нисетта с удивлением подняла голову и пристально посмотрела на Панафье.

— Что ты такое говоришь?

— Правду.

— Ты расстался с Луизой и больше ее не видишь?

— Говорю тебе, что все кончено.

— Ты больше не живешь с ней?

— Нет, Нисетта, нет. И вот почему, — смело прибавил Панафье, —