– Ты не сможешь! – быстро произнес дед, когда уперся спиной в один из каменных столбов. – Кровь древних ведунов не даст тебе противиться мне! Ты принадлежишь Чернобогу с рождения! Как и она принадлежала! Убьешь меня – навсегда его станешь!

– Во мне не только ее кровь! – Левой рукой Сеслав дотянулся до горла ведуна, сжал его. А правой, широко размахнувшись, по самую рукоять вонзил сакс в живот деда. – Сдохни, тварь!

– Теперь ты полностью во власти Чернобога! Не будет тебе покою! – осклабился тот, несмотря на кровь, потекшую изо рта по бороде. А потом глаза ведуна закатились, и он мешком повалился на траву на своем же капище.

* * *

– Прости меня, парень! – наставник прижался лбом к плечу княжича. – Прости, не смог я тебя защитить!

Уйдя с капища, они, поддерживая друг друга, с трудом добрались до ближайшего островка. И, почувствовав под ногами твердую почву, рухнули почти без сил.

– Это ты прости меня, дядька Местята! Из-за меня ты пострадал! – Сеслав приложил смоченную тряпку к кровоточащей глазнице варяга.

– Я-то ладно. Но вот ты и правда теперь злому богу принадлежишь. Он тебя так просто не оставит, не соврал тут ведун. Что делать-то будем, княжич?

– Сперва тебя в Полоцк отвезем.

– Не надо в Полоцк, Сеслав, – покачал головой Местята. А потом нащупал на поясе кинжал, вынул из ножен и протянул княжичу. – Есть один выход.

– Ты чего это придумал, дядька? – удивленно вскрикнул Сеслав.

– Принеси меня Перуну! Отдай меня отцу варягов, а я его за тебя попрошу. Я – хорошая жертва! Ему понравится!

– Да ты что, Местята! Как ты такое удумать смог?

– Какая от меня теперь польза в этом мире? Я бы и сам, но Перун не привечает самоубийц. А если ты ударишь, я уже сегодня буду с ним в Ирии пировать. Сделай это, княжич! Очень прошу!

Варяг поднялся на колени, вскинул и чуть наклонил в сторону голову, показывая, куда надо бить. Сеслав с болью смотрел на синюю ниточку, пульсировавшую на шее наставника.

– Перун, отец варягов! – зашептал старый воин. – Я иду к тебе!

Большая серо-коричневая кукушка, совершенно не боявшаяся людей, подлетела столь неожиданно, что княжич даже передернулся от испуга. А птица опустилась на голову варяга, сложила крылья и так посмотрела на Сеслава, что тот сразу все понял.

– Погоди-ка, дядька Местята! Кажись, еще рановато тебе в Ирий!

– Ну вот, а потом твоя птица привела нас к тебе! – закончил Сеслав.

– Это не моя птица, она Хозяйке служит, – серьезно ответила ведьма Стожара и протянула княжичу бронзовый нож. – Теперь режь!

Он взял белую козу за бороду, одним быстрым движением задрал ей голову вверх. Махнул ножом – остро отточенное лезвие рассекло горло животного, которое мешком повалилось на траву, заливая ее своей кровью.

– Славно начали. Теперь на колени встань, чтобы мне сподручнее было. – Ведьма присела на корточки возле убитой козы, обмакнула большой палец правой руки в свежую кровь. Повернулась к Сеславу и нарисовала ему на лбу сперва одну линию снизу вверх, потом две косые перекрещенные. «Знак Живы», – догадался княжич, видевший точно такой же знак на обереге, висевшем на ее шее.

– А теперь до самого конца – ни слова! Только там уже говорить будешь! Если, конечно, тебя слушать станут.

Затем ведьма кровью нарисовала длинную красную линию на своем лице – от волос, по носу и губам до подбородка. Наклонилась к принесенному из дома горшку, открыла, подняла перед собой, протягивая небу. Поднесла ко рту Сеслава.

– Пей! – велела она и пояснила, пока он делал несколько жадных глотков. – Вода живая, вода Живы. Сила богини в ней – сила света, сила весны и лета.

Ледяная жидкость без вкуса сперва обожгла холодом рот и горло. А потом княжич почувствовал, как голова пошла кругом, словно он выпил не ведьминого зелья, а хмельного меда, да немало.

– Добро! – Стожара оторвала от его рта горшок, отставила. Опустилась на колени напротив него, вскинула руки и принялась медленно качаться из стороны в сторону. И тихонько запела: – Жива, Жива, матерь Жива, заклинаю, заклинаю, светом белым заклинаю, вольным ветром заклинаю, словом верным заклинаю…

Она все пела и пела, но уже очень скоро княжич перестал различать слова. Голос ведьмы, казалось, обволакивал со всех сторон, кружил его и поднимал вверх. И Сеслав чувствовал себя очень большим, намного выше деревьев, ростом почти до неба. А через мгновение – уже совсем маленьким, ниже травы, и смотрел на все снизу вверх. Сколько времени это продолжалось, Сеслав не смог бы сказать даже примерно – может, час, а может, и месяц.

Потом наваждение пропало. Стожара сидела напротив, склонив без сил голову на грудь. Княжич хотел было с изумлением спросить: «Неужели все закончилось?» И если да, то что это дало? Но только он собрался открыть рот, как ведьма посмотрела на него и красноречиво приложила палец к губам.

– Теперь живая плата нужна! – она встала, подошла почти вплотную и протянула Сеславу руку. А когда он поднялся, прижалась к нему всем телом, положила теплую ладонь на чресла, сжала и стала медленно двигать вверх и вниз. И княжич почувствовал, как туда приливает кровь, заставляя естество принять боевое положение.

– Добро! – тихонько засмеялась ведьма. Потом, убедившись, что он полностью готов, повернулась к Сеславу спиной, наклонилась вперед и оперлась о большой камень руками. – Давай, парень! Не тяни!

Его не пришлось просить дважды. Он вошел в нее до самого конца, почувствовал, как коснулся своими бедрами ее ягодиц. Ведьма, ощутив его в себе, тихонько застонала, начала двигаться вперед и назад, доставляя каждым движением удовольствие и ему, и себе. Сеслав с силой сжал ее талию, раз за разом входил на всю длину. Шумно дыша от возбуждения, он любил ее все быстрее и быстрее.

– Да! – томно стонала ведьма. – Давай, парень! Давай! Еще! Давай!

Наверное, в другой раз он смог бы дольше. Но сказались и усталость последних дней, и потрясения, пережитые на болотах. И, конечно, то, что она была слишком хороша и слишком умела. Поэтому гораздо раньше, чем ожидал, княжич ощутил, как его семя потоком извергается в ее лоно.

– Да! Хозяйка, прими дар жизни! Прими дар, светлая богиня! – Стожара завыла как волчица на луну. – Давай, парень, давай! Все, до последней капли!

Он сделал все, как требовала ведьма. А потом без сил опустился на траву. Стожара же, от раскрасневшегося лица которой сейчас можно было бы запалить лучину, присела рядом с Сеславом, провела пальцами по его лицу.

И в это мгновение все исчезло. Больше не было поляны, не было обнаженной ведьмы, не было леса вокруг. Сеслав стоял в бескрайнем пшеничном поле – оно тянулось до горизонта во все стороны. Оглядев себя, княжич понял, что он уже не голый, на нем были и одежда, и кольчуга, которая ярко блестела на полуденном солнце. Он закрыл глаза и втянул носом душистый хлебный аромат.