ту или иную тварь, попадись она ему в руки.

– Стал бы ты, к примеру, есть червяков, Многожёнчик?

Многожён облизнулся.

– А что, их вредно кушать? – осторожно спросил он.

– Для тебя не вредно, – улыбнулся Хозяин. – Но расскажи, как именно ты бы съел червяка?

– У него мясо маленькое, – задумался Многожён. – Костей нет. Кажется, можно его сразу глотать.

Понимая, что его ответ наивен, он смущённо посмотрел на Хозяина и осторожно добавил:

– Я русский язык плохо знаю…

– Но согласись, дружок, ведь червяк – это не только мясо, ведь правда? – перебил его Хозяин.

Многожён пыхтел и сконфуженно покашливал. Хозяин вздохнул.

– Подумай, червяк – это мясо, которое спасается, чего-то боится. Оно хочет есть и жить. Есть в нём…

– Знаю! – догадался Многожён. – Это такой пар, Хозяин! Пар, похожий на туман, да?

– Ага, пар, – умилённо согласился Хозяин. – Пожалуй, что пар.

– Этот пар тоже можно кушать? – заинтересовался Многожён.

– Кушать, милый мой, можно всё, – внушительно объявил Хозяин.

Обуреваемый голодом Многожён заныл, что его больше всего интересует мясо, именно мяса ему не хватает, и то, что он не ел его очень давно, с тех пор как покинул гарнизон. Он даже всплакнул от жалости к самому себе, но Хозяин, снисходительно ущипнув его за фиолетовую щеку, сказал:

– Ты, дружок, пока ещё не узнал, что-такое настоящий голод. Но, думаю, скоро узнаешь. А теперь прощай, мне нужно на совещание.

Он подмигнул Многожёну, прыгнул в свою трещину в палубе, и Многожён остался один.

Этот разговор сильно возбудил его аппетит. Степь кишела пищей, до которой он не мог дотянуться.

– Оу! Вау! – заныл Многожён Шавкатович.

Ему хотелось разглядеть гарнизон, особенно ставший ему родным свинарник, но верёвка была слишком короткой, и он не мог подняться достаточно высоко.

Он скуки он сочинил начало дикой, древней песни, подобную которой мог бы спеть, пожалуй, сам Чингиз-хан:

– Я вишу на верёвке, на туго натянутой верёвке, и всё здесь моё. Мой голод больше, чем степь. Мой голод больше, чем небо.

Летящая по плоскому небу точка привлекла его внимание, и он заорал:

– Ко мне, бесполезный шайтан! Ты ничего не делаешь, когда я хочу жрать!

Парящий в высоте демон надменно не заметил беременного чёрной пустотой принца, и тогда приступ гнева, охвативший Многожёна, свил наконец давно вызревавшие в его чреве жгуты в ядовитый плод.

– Сюда давай! Сюда! – взревел Многожён Шавкатович.

Он замахал руками, засучил ногами, и такая власть была в его призыве, что демон подлетел и опустился на палубу, смиренно сложив крылья.

Многожён не отрывал от него сердитого взора.

– Мяса мне принеси! – заорал он. – Понял?

Демон злобно сверкнул глазами, но сдержался и даже вылепил из своей рожи подобие вежливой улыбки. Спустя некоторое время он и в самом деле приволок мясо – свежее, кровавое, с обрывками чешуи и шерсти.

Многожён с упоением жрал, дивясь тому, что его голод становится только сильнее. Что-то странное было в этом голоде – он взрослел быстрее самого Многожёна и уже пытался им управлять.

Росси

Мудрахаран не доложил вовремя, и Росси слишком поздно узнал о том, что русские бросили Демидина на крыше в бессознательном состоянии. Им пришлось уносить ноги, когда они услышали полицейскую сирену, и тащить с собой Демидина они не могли.

Росси отправил своих агентов на Вашингтон-сквер, но те не обнаружили на крыше ничего, кроме оторванной конечности неизвестного существа.

Отсутствие Демидина оказывалось серьёзным минусом. Зато в плюсе были: сердце Демидина, пленный чёрт Бафомёт и русский священник.

Мудрахаран тоже доставил Росси несколько радостных минут. В последнее время он ходил с распухшими и расцарапанными щеками, и Росси понял почему, когда подглядел с помощью скрытой видеокамеры, как полковник, стоя перед зеркалом, наказывает себя за неосторожность.

– Кто позволил тебе так раскрываться! – шипел своему отражению Мудрахаран. – Ты что, не мог подождать? Он же будет тебе мстить! Ты это понимаешь? Да что ты вообще понимаешь!

Мудрахаран отхлестал себя по щекам, а затем сбросил с кровати матрас и плашмя рухнул на железные пружины. Кровать скрипела, и тело полковника содрогалось от рыданий.

Росси смеялся, наблюдая за Мудрахараном, может быть, слишком долго, потому что от смеха его тревога не прошла, напротив, усилилось чувство, что он прозевал нечто важное и должен срочно что-то предпринимать. Это его беспокойство было иррациональным и настойчивым. «Возможно, это моя интуиция», – предположил он. Отсутствие указаний о том, что делать с сердцем, не означает, что о нём забыли.

Он позвонил Наине Генриховне.

– Мне нужен твой совет, – Росси старался говорить беззаботно. – Как тебе кажется, что вообще можно сделать с сердцем? Может быть, ты уже думала о каких-то экспериментах?

– Думала, не отколоть ли от него кусочек, – сказала Наина Генриховна. – Но побоялась, что оно разлетится вдребезги.

– Если бы Демидин был в моих руках, – вздохнул Росси, – я бы как-нибудь сыграл на том, что сердце с ним связано. Помнишь, ты мне рассказывала, что оно потемнело, когда Демидин стоял в поцелуйном болоте? Я бы Демидина помучил, чтобы увидеть, что будет. К сожалению, твои люди его упустили…

– Они работали на твоей территории, – холодно сказала Наина Генриховна.

– Я никого не обвиняю, – торопливо сказал Росси.

– А я не оправдываюсь, – отрезала Наина Генриховна, но потом смягчилась. – Может, покажешь сердце своему священнику? У него должен быть свежий взгляд на такие вещи. Ты сам-то в шкатулку заглядывал?

Росси, конечно, заглядывал в шкатулку, но светящееся сердце сильно его настораживало. Когда-то он был специалистом по маркетингу и отлично знал, что настоящий продавец почти всё время обсуждает с покупателем мечты этого покупателя, а сам товар втюхивает только в последний момент. Сердце будило в нём какую-то затаённую мечту, и все его инстинкты кричали об осторожности.

Но ему и в самом деле нужен свежий взгляд на вещи, поэтому он решил поговорить с русским священником. В любом случае пора было его проведать.

Росси и Леонид смотрят на сердце

Леонид, даже несмотря на то, что всё ещё был парализован, выглядел спокойным и посвежевшим.

– Хотелось бы узнать ваше мнение об одной вещице, – начал Росси.

Он открывал шкатулку небрежно, с подчёркнутым равнодушием, а когда открыл, Леонид охнул.

– Что это? – зачарованно спросил он.

– Это сердце Константина Сергеевича Демидина. Именно ради него всю вашу команду отправляли в Нью-Йорк.

Он дал Леониду полюбоваться ещё с минуту и захлопнул крышку.

Леонид заморгал, с трудом приходя в себя.

– Как бы вы его использовали? – спросил Росси.

– Что? – удивился Леонид. – Использовал?

– Ну да. Что бы вы из него