Процесс внутренней симуляции означает, что мы воспринимаем окружающую среду так же, как читаем язык тела. Этот феномен объясняет, почему мы можем получать викарное удовольствие от окружающих нас вещей и испытывать чувство сопереживания по отношению ко всем аспектам природного мира. Очарование наблюдения за летящей птицей, когда она скользит по воздушному потоку, заключается в том, что мы отчасти скользим вместе с ней. Поскольку этот опыт активно моделируется внутри нас, мы можем проецировать себя на птицу, как будто сопровождаем ее в полете.

Эффект от наблюдения за движениями в природе, когда мы больны и слабы, не так уж сильно отличается от очарованности младенцев, способных бесконечно глядеть на движущиеся объекты, такие как детские мобили или качающиеся ветви. Это также означает, что, когда тело немощно и ограничено в физических движениях, двигательные части мозга все еще можно стимулировать различными приятными способами.

Когда великий невролог Оливер Сакс работал в больнице Бет Абрахам на Манхэттене, он регулярно водил своих пациентов через дорогу на прогулки в Нью-Йоркский ботанический сад. При хронических неврологических заболеваниях для Сакса были особенно важны два вида немедикаментозной терапии: музыка и сады, поскольку, писал он, оба они оказывают «успокаивающий и организующий эффект на наш мозг»[345]. Он заметил, что пациенты с неврологическими расстройствами, такими как болезнь Паркинсона и Туретта, иногда могут получить временное облегчение от своих симптомов в окружении природной среды. Существуют и другие состояния, при которых природное окружение позволяет успокоить и сосредоточить ум – например, при болезни Альцгеймера[346] и синдроме дефицита внимания (СДВГ)[347]. Вероятно, наша врожденная неврологическая реакция на природу проявляется более отчетливо при нарушениях нервной системы. В любом случае Сакс верил, что мозг определенно изменяется в результате такого воздействия.

«Влияние природы на здоровье, – писал он, – носит не только духовный и эмоциональный, но и физический и неврологический характер. У меня нет никаких сомнений, что ее воздействие производит глубокие изменения в физиологии мозга, а возможно, даже в его структуре».

Мнение Сакса подтверждается результатами некоторых исследований. Например, было обнаружено, что цветущие растения и условия сада изменяют электрическую активность мозга за счет повышения уровня альфа-волн[348]. Альфа-ритм – это форма неврологического питания; он поднимает настроение за счет высвобождения успокаивающего, антидепрессионного нейротрансмиттера серотонина.

Обстановка в помещении, как правило, статична и неизменна, в то время как нервная система приспособлена к восприятию различий и изменений. Нам нужна сенсорная стимуляция; это одна из тех вещей, которая помогает нам чувствовать себя живыми, однако должно существовать оптимальное состояние между чрезмерной и недостаточной стимуляцией. Например, шум ветра в деревьях или тихое течение воды успокаивают, так как в пределах предсказуемого диапазона они бесконечно изменчивы.

Визуальные паттерны, которые мы находим в природе, также обеспечивают мягкую форму стимуляции мозга. Естественные формы демонстрируют тип геометрии, известный как «самоподобие», в котором узоры повторяются в разных масштабах, как вариации на тему. Фрактальный рисунок, как известно, наиболее четко, пожалуй, представлен в структуре дерева. Все различные части дерева, от жилок в листе до стеблей и корней, имеют схожий рисунок ветвления, и все же каждый слегка отличается. Мозг, по сути, является органом, ищущим закономерности, ему необходимо быстро делать прогнозы на основе огромного массива поступающей сенсорной информации. Фрактальный рисунок облегчает задачу мозга[349], поскольку в нем присутствует сильный элемент предсказуемости, так что зрительная кора с первого взгляда может заполнить существующие пробелы и собрать более масштабную картину.

Такого рода узоры создают естественные пейзажи, способствующие так называемой «беглой визуальной обработке»[350]. Это означает, что мы можем расслабленным взглядом окинуть окружающую среду и охватить ее всю, сделав минимальное количество фиксаций глаз. Голландский экологический психолог Агнес ван ден Берг из Вагенингенского университета изучает фракталы и считает, что они в значительной степени определяют то спокойствие, которое мы испытываем на природе. Она объясняет, что построенная среда полна неправильных, угловатых форм, и исследования показали, что, когда мы их сканируем, нашим глазам требуется выполнить гораздо больше фиксаций, чтобы сопоставить визуальную информацию. Мы не осознаем, что наши глаза делают это, однако при этом процессе все равно используется больше энергии для обработки того, что мы видим. Напротив, природа менее сложна для интерпретации – или, как выразилась Ван ден Берг, «природа легко ложится на ум». Когда тело болеет или когда наш энергетический уровень понижен, сенсорная стимуляция должна быть на правильном уровне, ни слишком большой, ни слишком малой, и мягкие формы природы как нельзя лучше для этого подходят.

* * *

Природа может также пробудить нашу эмоциональную жизнь. Как бы много мы ни понимали о неврологическом воздействии на нас естественных стимулов, этот аспект во многом остается загадкой, будучи зависим от нашего душевного состояния. Бывают моменты, когда мы смотрим, но не видим, и слушаем, но не слышим. Мистик, художник и поэт Уильям Блейк понимал, что наше восприятие мира во многом зависит от восприимчивости ума. Он писал: «Дерево, которое у одних вызывает слезы радости, в глазах других – всего лишь зеленая штука, преграждающая путь»[351].

Писательница Ив Энслер описала необычный случай взаимодействия с деревом, который произошел у нее, когда она попала в больницу[352]. Поначалу, как и писал Блейк, дерево за ее окном было не более чем «зеленой штукой», стоявшей у нее на пути. У Энслер только-только обнаружили большую раковую опухоль в матке, и она чувствовала себя очень плохо. В книге «Тело мира» (“Body of the World”) она рассказывает, как прибыла в больницу в состоянии полного изнеможения. Ее комната была обнадеживающе красивой и чистой, но вид из окна был не таким радостным; его закрывало растущее во дворе дерево. Слишком слабая, чтобы смотреть фильм или звонить подруге, все, что она могла делать, это лежать на кровати и смотреть на это дерево. Она думала, что сойдет с ума от скуки, и дерево раздражало ее. Она пишет: «Я выросла в Америке. А значит, все мои ценности заключались в будущих устремлениях, в мечте, в том, чтобы быть производительной. Нет настоящего времени. Нет ценности в том, что есть, – только в том, что можно сделать, или в использовании того, что уже существует». При таком мышлении дерево имеет ценность только в том случае, если его срубить и использовать на дрова. Другими словами, если это мертвое дерево.

Первые несколько дней прошли одинаково и обыденно, глаза Энслер не реагировали на природу. Затем