– Я думаю, Фродо, вам не стоит возвращаться сюда.Когда-нибудь осенью, когда деревья будут стоять в багрянце и золоте, поищите-калучше Бильбо в ваших лесах. Я тоже буду с ним.

Никто больше не слышал этих слов, и Фродо никому не стал оних говорить.

Покинув Дольн, хоббиты в сопровождении Гэндальфа повернули,наконец, в сторону Шира. Им очень хотелось поскорее вернуться домой, но Фродовдруг приболел. Когда им пришлось переправляться вброд через Гремячую, он струдом на это решился. Казалось, он плохо понимал, что происходит вокруг, ипосле переправы промолчал весь день. Это было шестое октября.

– Больно, Фродо? - тихонько спросил Гэндальф, подъехав к хоббиту.

– Да, - так же тихо отозвался Фродо. - В плече. Рана ноет и…как вспомню, так тяжело делается. Сегодня как раз год.

– Увы! - вздохнул маг. - Не все раны удается излечитьнасовсем.

– Моя, боюсь, из таких, - ответил Фродо. - Мое возвращение -ненастоящее. Может, я и приду в Шир, но ни страна, ни я прежними уже не станем.Кинжал, потом Шелоб, а потом еще и зубы этого несчастного - так много всего. Асамое главное - моя ноша, она все еще давит на сердце. Где я найду покой?

Гэндальф не ответил.

В конце следующего дня недомогание прошло, и Фродо снова былвесел, так весел, словно и не помнил о черной тоске накануне. Все складывалосьудачно, и дни летели быстро. Путешественники неспешно проезжали лесами,горевшими под осенним солнцем багряными и золотыми красками. Так добрались доЗаветери.

Вечерело, и тень от холма лежала на дороге. Фродо попросилпоторопиться и целую милю ехал, не глядя на холм, низко опустив голову икутаясь в плащ. Этой ночью погода переменилась, западный ветер принес с собой дождьи громко гудел в кронах, а желтые листья птицами реяли в воздухе. Когда онидобрались до Чагрого Бора, деревья стояли уже голые, а глухая завеса дождяскрывала Брыльский Холм.

Промозглым вечером в конце октября пятеро путников поднялисьпо дороге к южным воротам Брыля. Ворота оказались крепко заперты. Дождь сыпал влицо, по темнеющему небу спешили низкие тучи, и путешественники слегка приуныли- они рассчитывали на большее радушие.

Кричать пришлось долго. Наконец явился привратник создоровенной дубиной. Он долго и подозрительно разглядывал странников черезокошечко, но, признав Гэндальфа, а потом и хоббитов, повеселел и радушноприветствовал их, словно не замечая невиданных одеяний.

– А-а, входите, входите, - приговаривал он, отпирая ворота.- Здесь то в сырости да холоде что за разговор. Мерзкая погода. Но старыйСуслень рад будет. Там в «Пони» и услышите все, что слышать стоит.

– А ты там потом услышишь все, что мы расскажем, и дажебольше, - рассмеялся Гэндальф. - А где же Гарри?

Привратник нахмурился.

– Ушел, - сказал он. - Но лучше спросите Маслютика. Доброговам вечера.

– И тебе тоже, - ответили они.

Сразу за воротами обнаружилась длинная низкая хижина. Оттудатотчас высыпали люди и уставились на них через забор. Дом Хвоща за поломаннымплетнем стоял с заколоченными окнами.

– Как думаешь, Сэм, не убил ты его своим яблоком? -поинтересовался Пиппин.

– Вряд ли, - отозвался Сэм. - Да плевать мне на Хвоща. Вот чтостало с бедным пони, я хотел бы узнать. Он у меня долго из головы не шел; и какволки воют, и прочее…

Наконец, добрались до «Резвого Пони». Хорошо хоть трактир неизменился, во всяком случае, снаружи. В нижних окнах за красными занавескамигорел свет. На звяканье колокольца явился Ноб, приоткрыл дверь, выглянул и,увидав их под фонарем, вскрикнул от удивления.

– Господин Маслютик! Хозяин! - заорал он. - Они вернулись!

– Да неужто? Ну, я их проучу, - донесся голос Маслютика, итут же появился он сам с дубинкой в руках. При виде хоббитов и мага непривычномрачное лицо хозяина вытянулось от удивления, а потом расплылось от радости.

– Ноб! Дурень шерстоногий! - загремел он. - Ты что, поименам старых друзей не мог назвать? Не пугай ты меня так больше, сам знаешь,какие времена. И откуда же вы? Я уж не чаял вас увидать больше. Ведь это женадо: уйти в Пустоземье, да с Колобродом с этим, а вокруг - еще Черные!Истинная правда - радуюсь, а уж Гэндальфу - больше всех! Входите, входите!Комнаты те же что и раньше прикажете? Свободны, свободны. Эх, чего скрывать,теперь почти все комнаты свободны, да вы и сами скоро увидите. Побегу,присмотрю за ужином, все ведь сам теперь, рук не хватает. Эй, Ноб, клячамохноногая! Кликни Боба! Ах да, нет же Боба-то, домой нынче на ночь отправился.Ладно. Ноб, отведи пони на конюшню. А своего коня Гэндальф, конечно, самотведет. Прекрасное животное, я это сразу сказал, едва увидел. Ну, входите!Будьте как дома!

Какие бы времена ни были, болтливость Маслютика оставаласьпри нем. Можно было подумать, что он и впрямь закрутился ужасно, но в доме былотихо, из общей залы доносился негромкий разговор: голоса два-три, не больше.Когда хозяин зажег свечи, гости увидели, что морщин от забот на его лицезаметно прибавилось.

Они спустились коридором в ту самую комнату, в которойпровели ночь больше года назад. Старина Маслютик доблестно пытался скрытькакие-то неприятности. Что-то в «Резвом Пони» было не так. Это настораживало.

Как они и предполагали, Маслютик зашел после ужина узнать,не надо ли чего. Но ни в пиве, ни в ужине перемен к худшему никто не заметил.

– Теперь уж я не отважусь приглашать вас в общую залу, -сказал Маслютик. - Вы устали, а там, почитай, все равно никого нету. Но если бывы уделили мне полчасика перед сном, я был бы рад поговорить с вами безпосторонних.

– Можешь начинать хоть сейчас, - предложил Гэндальф. - Мы неустали. Промокли, замерзли, проголодались - это да, но ты уже нас вылечил.Присаживайся. А если у тебя еще и табак есть, совсем нас ублажишь.

– Может, чего другого пожелаете? - смущенно предложилМаслютик. - С табаком как раз туго сейчас, обходимся тем, что сами выращиваем,да какой в Брыле табак! Ширского-то теперь нет. Эх, ладно, ради такой встречипоищу.

Он умчался и вскоре вернулся с кисетом, в котором хоббитыобнаружили крупные, плохо порезанные листья.

– Ничего лучше нет, - вздохнул хозяин. - С листом из ЮжнойЧети, конечно, не сравнить. Само собой, во всем остальном Брыль первый, вы ужизвините, но по части табака нам с Широм не тягаться.