Наконец он вышел из нее, поднялся. Он изумительно хорош,подумала Эммануэль, мы очень подходящая пара.

– Мне хочется принять душ, – негромко произнесла Эммануэль.Он показал ей, где находится душ, и она насладилась там в полной мере. Вместе спотоками воды ее черные волосы заструились по спине и груди. Молодой человек невыдержал и снова крепко обнял ее. Прижимаясь к ее телу, он укусил ее, и она вскрикнула.

– Моему мужу не понравятся эти следы, – упрекнула она егосуровым голосом, но глаза поддразнивали и обещали.

Казалось, охваченный раскаянием, он принялся разглаживатьнеуклюжим массажем следы своей порывистости. Эммануэль осторожно высвободиласьиз его объятий, опустилась перед ним на колени, открыла рот и… молодойангличанин замер по стойке «смирно». Щеки Эммануэль надувались и опадали, языкпорхал, как мотылек над цветком, и это продолжалось до тех пор, пока она непочувствовала приближение взрыва. Тогда Эммануэль оторвалась и откинувшисьназад, стала любоваться плодами своего искусного труда. Его тело было красным,словно ему грозил апоплексический удар. Не откликаясь на немой призыв,Эммануэль принялась натирать все тело своего партнера густой ароматной мыльнойпеной.

– Не мешай мне, все будет хорошо, – попросила она сочаровательной улыбкой.

Обеими руками она описывала плавные круги по всему телусвоего неожиданного любовника, массируя его мускулы, стягивая кожу и дуя напузырьки пены. Она натирала его ноги, спину, грудь, а он стоял, не мешая ей ниединым движением, пока, наконец, она не добралась до двух ягодиц, а затем и доего копья. Она усердно работала ладонями и кончиками пальцев, переходя отмягких долгих поглаживаний к быстрым резким рывкам, пока белопенная мачта неначала содрогаться. Ее владелец стоял, и хлопья пены не позволяли ему дажеувидеть, что происходит. Воля была подавлена, он ни о чем не мог думать,всецело отдавшись во власть этих ласк: они могли убить его, – он даже непошевелился бы. Бедра его были напряжены, колени болели, он тихо постанывал.Эммануэль, похожая на центральную скульптуру какого-нибудь фонтана, не отрывалавзгляда от своего подопечного и видела даже сквозь густую пену, как то, чтопривлекало ее больше всего в мужчинах, обретает пурпурный цвет. Она топрикасалась к его ядрам, гладя их и царапая ногтями, то продвигалась со своимиласками дальше, добираясь до ануса. Под конец она крепко ухватила древко копьяи стала оттягивать его мантию так далеко, насколько было возможно, покаяростная струя не хлынула из навершия прямо в жадно раскрытые губы Эммануэль.Вкус мыла придал этому напитку изысканную горечь.

Она пожалела, что не успела захватить все, и подумала, какбыло бы великолепно, если бы в ее распоряжении находилось два подобныхисточника. На следующий год в день своего двадцатилетия ей надо бы устроитьсятак, чтобы двадцать – по числу ее лет – мужчин смогли бы дать ей испить свойсок двадцать раз подряд. Вот это будет настоящий праздник! Эта мысль таквосхитила ее, что она подпрыгнула от радости, влюбленная сразу и в своегонастоящего любовника, и в будущих.

– Дай-ка я тебя ополосну, – сказала она, выводя его изсостояния шока. Она смыла с него мыло, вытерла его, вытерлась сама и объявила:

– Мне пора ехать, уже поздно. И дождь, слава Богу, кончился.

Вышла из душевой комнаты, подошла к лежащему на полу платью,подняла его платье словно только что вынули из воды.

– Да, – проговорила она, – это я на себя не могу напялить.

Было понятно, что в распоряжении молодого человека нетникакой подходящей для нее одежды.

– Боюсь, что мне придется остаться здесь, пока это невысохнет.

Такая проблема, видимо, поставила в тупик хозяина коттеджа.

– А если я попрошу служанку прогладить, и все высохнет? –сказал он на безупречном французском языке. Эммануэль улыбнулась его наивности.

– Может быть, вы попросите ее одолжить мне саронг?

– А у меня есть здесь рубашка и брюки…

– Брюки – благодарю покорно, но вот шорты мне пригодилисьбы. Я их как-нибудь прилажу.

Она стянула слишком широкий пояс и в этом наряде выгляделавполне привлекательной. Молодой человек двинулся было к ней, но «отвезитетеперь меня домой и побыстрее» остановило его.

И снова белый спортивный автомобиль двинулся по улицамБангкока.

– Где вы живете?

– Подбросьте меня к спортклубу. Муж меня там и ждет.

Стоянка уже опустела, когда они снова оказались на ней. Толькодве машины, и одна из них как раз ее. Шофер, как обычно, стоял возле. Он сказалс забавным вьетнамским акцентом:

– Месье поехаль домой. Месье прислаль машина за мадам.

– Видите, как мне надо спешить, – обратилась Эммануэль ксвоему спутнику и выскочила из его «родстера», держа платье в руках.

– Да, понимаю… Но как мне вас опять увидеть?

– Не знаю. Я должна бежать, – и она с улыбкой, сложивкончики пальцев, послала ему воздушный поцелуй.

Он покорно откинулся на спинку сиденья. Они проезжалиплавательный бассейн, отделенный от дороги невысокой живой оградой из кактусов.Кто-то позвал Эммануэль. Или ей послышалось? Она дала знак шоферу остановиться.Огляделась. На тропинке, выложенной мозаичными плитами, виднелась чья-тофигура, делавшая в направлении Эммануэль широкие приглашающие жесты. Кто бы этомог быть? На прежних знакомцев Эммануэль не похоже. Но тут приглашающийприблизился, и Эммануэль смогла его разглядеть. Это была женщина, немолодая, попредставлению Эммануэль, то есть ближе к тридцати, чем к двадцати. Она былатоненькая, великолепно сложена от элегантной шеи и плеч до бедер; живот былмускулист и даже казался впалым, ноги были длинны, изящны. Она была одета так,что при каждом ее движении становилась видна грудь, напоминавшая о статуях вхрамах Индии. И плотная, и необычайно легкая одновременно. Совершенноошеломленная, Эммануэль любовалась ею, а потом перевела взгляд на лицо женщины.Темные большие глаза с каким-то огоньком в глубине. Короткий точеный нос,свежий рот, чуть тронутый белой помадой.

– Пойдемте поплаваем, – сказала женщина, и ее глубокийстранный голос тронул Эммануэль не меньше, чем ее внешность.

– Но я уже и так опаздываю, – пробовала она отказаться,вполне готовая, однако, откликнуться на приглашение. И другая мысль пришла ей вголову:

– И у меня нет купального костюма.

– Это неважно, там никого нет, кроме нас.

Это «нас» попахивало тайной, и Эммануэль снова остановиласьв нерешительности. Женщина открыла дверцу машины и протянула руку.