– Отпусти ее! Я сажусь! – крикнул Зотину Кудрявцев. В знак своего повиновения он убрал палец со спускового крючка, развел в стороны руки и начал медленно опускаться на колени.

В уме командир штурмовой группы «Каскада» лихорадочно прокручивал боевые возможности своего противника, стараясь найти слабину в выбранной им тактике обороны для предстоящего поединка. «Обладает незаурядной физической силой и чрезвычайно крепкими руками. Представляет особую опасность при задержании, – вспомнились слова из ориентировки. – Это точно. За убийство часового и двух сплавщиков леса Зотину светит пожизненное. Значит, он будет сопротивляться с отчаянием смертника». В том, что поединка не избежать, Евгений не сомневался. При любом развитии событий Зотин должен попытаться его убить. Ведь иного шанса спастись у сбежавшего из колонии преступника попросту нет. «Он уже давно сделал бы это, окажись у него сейчас в руках не нож, а автомат, – рассуждал Евгений, опускаясь к бревнам все ниже. – Но пока у него нож, а автомат у меня, нападать на меня с ножом он не станет. Сначала заставит разоружиться». В этот момент как раз последовал грозный окрик убийцы:

– Кому сказано – брось автомат!

Евгений уже практически выполнил полный присед, но при этом не опустился на колени. Когда последовал очередной приказ Зотина бросить оружие, Евгений кивнул и с силой отшвырнул автомат от себя, забросив его за спину убийце. Зотин машинально проводил взглядом летящее оружие. И в тот момент, когда его голова вынужденно повернулась в сторону, Евгений распрямил свое тело, подобно освобожденной пружине, и в этом стремительном броске обрушился на врага. Все внимание Кудрявцева в этот момент сосредоточилось на правой руке убийцы с зажатым в ней ножом, приставленным к горлу заложницы. Зная о силе Зотина, Евгений понимал, что тот способен снести женщине голову одним движением, поэтому стремился не дать убийце сделать ни одного движения. В прыжке он выбросил вперед руку. Пальцы Кудрявцева вот-вот должны были сомкнуться на правом запястье убийцы. Но именно в этот момент Зотин, опередив Евгения на какие-то доли секунды, дернул рукой. И на шее женщины, чуть ниже ее подбородка, образовался широкий надрез, откуда брызнула кровь, окатив руку убийцы и зажатый в ней нож. В следующее мгновение Евгений своей левой рукой, словно капканом, перехватил запястье бандита и дернул его руку на себя и в сторону, выворачивая кисть и выдирая ее из сустава. На этом короткую схватку можно было считать оконченной. С разорванным сухожилием и выдернутой из сустава кистью Зотин уже не способен был к сопротивлению, о чем наглядно свидетельствовал его вырвавшийся из горла крик. Но испытываемая Евгением ненависть к убийце, полоснувшему ножом по горлу заложницы, выключила какой-то предохранитель. Или же сущность бойца спецназа, обученного сражаться до полного уничтожения противника, оказалась сильнее обязанностей представителя силовых структур, посланного на задержание сбежавшего из-под стражи преступника. И, не удовлетворившись одной искалеченной рукой, Евгений ребром правой ладони нанес Зотину сокрушительный удар по горлу. Крик убийцы сразу же оборвался. Его голова откинулась в сторону, а в горле еле слышно булькнула кровь, заливающая разорванную трахею. Двухметровый Зотин, как мешок с костями, рухнул на бревенчатый настил плота. Евгений даже не взглянул на его бездыханное тело, а поскорее нагнулся к женщине, чтобы осмотреть ее рану. Ему пришлось силой отстранить ее руку, которой она безуспешно пыталась остановить кровь. Евгений понимал, что причиняет женщине немалую боль, но все же сделать это было необходимо. Порез продолжал обильно кровоточить, заливая кровью женщине плечи и обнаженную грудь. Однако, как убедился Евгений, магистральные кровеносные сосуды остались неповрежденными, что позволяло надеяться, что женщине удастся спасти жизнь.

Евгений выхватил из кармана разгрузки армейский индивидуальный пакет и, зубами разорвав на нем целлофановую упаковку, принялся бинтовать женщине горло. Та не сопротивлялась, но и не помогала. Кровопотеря настолько обессилила ее, что Евгению даже приходилось самому поддерживать ее голову. Когда он уже заканчивал накладывать повязку, его оглушил грохот опускающегося на косу вертолета. Двое сопровождавших Кудрявцева «каскадовцев», не дождавшись посадки, выпрыгнули из люка и бросились к командиру.

– Помогите тому. – Евгений махнул рукой в сторону раненого бандита, который от потери крови уже потерял сознание. – А этот в помощи не нуждается. – Он указал взглядом на труп Зотина возле ног.

Отдав приказание, Кудрявцев подхватил на руки раненую женщину и отнес ее к вертолету. Тем временем его бойцы осторожно погрузили в десантное отделение потерявшего сознание бандита и, уже не церемонясь, забросили туда же труп Зотина.

– Куда летим? – выглянул из кабины один из пилотов.

– В ближайшую больницу, где есть хирургическое отделение! – крикнул в ответ Кудрявцев.

Вертолет вновь взмыл в небо и помчался на север, в сторону Печоры. Евгений Кудрявцев, державший у себя на коленях голову раненой женщины, поглядывал в иллюминатор, но так и не разглядел ничего, кроме тайги да стлавшегося над ней дыма лесного пожара.

Услышав в вышине стрекот вертолета, Стен лениво перевернулся на спину и уставился в небо, по-прежнему затянутое серой пеленой дыма. Стрекот вскоре смолк, но, как Стен ни старался, вертолета так и не увидел. Был ли вертолет пожарным или принадлежавшим группе преследования – значения не имело. Те, кто на нем находился, все равно не могли обнаружить двух залегших в прибрежных кустах диверсантов. Зная об этом наверняка, Стен с ехидной усмешкой смотрел в непроглядную серую мглу, преисполнившись чувством собственного превосходства. Судя по звуку, вертолет летел куда-то на север. Стен улыбнулся еще шире. «Кружите, кружите, – мстительно подумал он. – Что, слопали?! Хрен вам теперь меня найти!.. А полопать бы и в самом деле не мешало». Презрительные высказывания в адрес своих преследователей тут же переключили мысли диверсанта на еду. Стен перекатился на бок и взглянул на лежащего рядом Боба. Боб спал, широко разметавшись на высохшем мху, который после изнурительного бега по горящему лесу казался ему удобнее самой мягкой постели.

Добравшись до берега реки, Стен объявил бессрочный привал. На берегу можно было переждать любой пожар, в случае реальной опасности спасаясь от огня в воде. Однако опасения Стена оказались напрасными. До Щугора пожар так и не добрался. К вечеру слабый ветер утих окончательно, и поднимающийся в небо дым завис над лесом темной грозовой тучей. Где-то на востоке огонь еще продолжал уничтожать таежную флору. Напрягая слух, Стену порой удавалось услышать треск объятых пламенем смолистых сосновых стволов. Однако этот звук не приближался, и тянущегося из лесной чащи дыма тоже не становилось больше. Из чего Стен сделал вывод, что пожар идет на убыль. Было ли это заслугой пожарных, или огонь остановился сам по себе – диверсанта уже не интересовало. Единственно важным для Стена являлось то, что поставленная им цель достигнута – огонь позволил группе оторваться от преследования и надежно скрыл следы. Как командира, Стена удручала смерть Марка, но после недолгих размышлений он пришел к выводу, что гибель одного диверсанта – это допустимая потеря.