здесь делаете? Или у нас такая чрезвычайная ситуация, что ваше присутствие тогда, когда вы должны отдыхать, обязательно?

Я уже понял, что он от меня хочет, но по инерции произнес: — Просто хотел проконтролировать погрузку.

На лице капитана появилась легкая улыбка: — Не доверяете старпому, а может быть, и мне? Уверяю вас, что мы справимся, а вы будете нужны с отходом и непременно отдохнувшим.

— Понял, товарищ капитан, иду спать.

— А вот это уже ваше дело. Я сказал — отдыхать, остальное — на ваше усмотрение.

Капитан продолжал удивлять нас и дальше. То, что он говорил, с одной стороны вроде бы и не было новым, однако многое заставляло взглянуть иначе на то, что мы делали ежедневно, словно по инерции, не задумываясь. Он же в любом действии заставлял находить прежде всего смысл, избегая бессмысленных затрат ума и энергии.

— Штурман, — говорил он, — прежде всего мозг судовождения, и каждое действие его в работе должно носить целенаправленный, продуманный характер. Интуитивные действия и автоматизм только тогда верны, когда они являются продуктом постоянного логического мышления и не свойственны людям, пренебрегающим анализом. Мой отец, известный аналитик, утверждал, что интуиция есть не что иное, как хорошо проанализированный опыт. При любой ситуации, как правило, есть время подумать, ни одно судно не идет сразу ко дну, исключение составляет опрокидывание. В последнем случае не спасет и автоматизм. Кроме того, помните, вы на судне не одни и всегда есть возможность выслушать мнения других. Учитывать их или нет — это дело капитана, но выслушать других вы обязаны.

— Вот вы второй штурман, — обращается он ко мне, — помните, сколько курсов у вас от Риги до Киля, и можете ли вы их мне все перечислить?

Собираюсь с мыслями, перечисляю четырнадцать, не считая плавания в узкости и каналом. Он обращается к старпому:

— Все верно, Николай Михайлович?

— В принципе всё, — отвечает тот, — но вроде на один больше.

— Вот видите, — капитан обращается ко всем. — Вы это знаете, но уверенности у вас нет, а ведь за год каждый из вас проходит этими курсами более пятидесяти раз. И не надоело вам каждый раз смотреть на карту, задавая курс рулевому? Я бы постыдился.

Через двое суток при следовании из Гамбурга в Бремен он задает мне тот же вопрос и когда я, предварительно подготовившись, отвечаю, он добавляет: — А вот ориентиры точек поворотов скажете? — Я краснею, застигнутый врасплох.

— Не переживайте, — успокаивает он меня, — это системная ошибка. Вы рассчитывали на один вопрос, но не предусмотрели вытекающие из него возможные дополнения. А это как раз отсутствие анализа ситуации. С годами, при желании, такие вопросы врасплох вас не застанут.

Не скажу, как другим, а мне такая манера руководства нравилась, и капитан это, видимо, подметил. Днем Юдович, как и положено, отдыхал по возможности два-три часа, а ночью частенько проводил со мною на мостике несколько часов. Познания его в астрономии были обширными, он в совершенстве владел секстаном, отлично знал звездное небо. В часы, когда судно в Балтийском море шло на авторулевом, движение в то время было не столь интенсивно, мы говорили о многом, его знания обо всем, что касалось мореплавания и географии, поражало. Видя, что мне это не безразлично, он предложил игру: кто на определенном отрезке береговой линии, не глядя на карту, перечислит большее количество заливов, островов, бухт и портов. Побеждал, разумеется, капитан, даже в тех районах Балтики, где я за три года проходил десятки раз. Вскоре мы перебрались на Северное море, вышли в Атлантический океан, где к наименованиям на карте прибавились вопросы о первооткрывателях здешних мест. Это было чертовски интересно — напрягать память и вспоминать Атлантиду, Плутарха, Салона, первопроходцев Атлантики — Ганнона, Пифея, великих Васко де Гама и Колумба. В те ночные часы в спокойных летних ночах Балтики вдруг, как в детстве, потянуло в океан, безбрежный и опять ставший желанным и таинственным.

Интеллигентность, выдержка, внутреннее спокойствие и доброжелательность капитана притягивали, создавали доверительную обстановку. Его можно было спрашивать обо всем, не опасаясь насмешки или непонимания.

Как-то раз обиженный на Яхимовича старпом пожаловался Юдовичу. Я стоял в рубке и невольно услышал разговор. Впервые капитан ответил резко, в не свойственной ему манере: — Эдуард Болеславович, как и все мы, не ангел, но обвинять его в несправедливости лично вы, старпом, не имеете права. Вы, между нами говоря, неплохой судоводитель, я уточняю — не плохой, это совсем не значит, что хороший. Но вы никуда не годный командир, потому что этакий разгильдяйчик, с подленьким нутром. Вы желаете власти, но относитесь к людям, которым хорошо, когда другим плохо, и как бы вы это ни скрывали, все со временем вылезет наружу. Избавляйтесь от подобного, как можно быстрее, иначе оно сожрет вас в расцвете сил. Такие кончают или белой горячкой, или инфарктом, трудно долго носить под сердцем камень.

Однажды я спросил капитана о том, как чувствует себя Яхимович в отпуске, и был поражен тем, что услышал в ответ.

— А как может чувствовать себя капитан дома? Что вы думаете?

— Отдыхает, занимается детьми, куда-нибудь на юг поехал, — ответил я.

— Разумеется, — ответил он, — но вы хитрите. Вероятнее всего вы имели в виду здоровье, насколько я знаю, вы были в числе тех, кто оказывал ему первую помощь. Такие случаи не проходят для капитанов бесследно. Статистика вещь упрямая, шестьдесят из ста капитанов умирают от инфаркта или инсульта, причем злоупотребляющих алкоголем в это число не включают, с ними все 80 % наберется, если не больше. На судне нет человека более одинокого, чем капитан, и не только потому, что он обличен властью и ответственностью, которые не обязан разделять с другими. Вы знаете, что по Библии душой человека распоряжается Господь, но душа капитана, если он настоящий моряк, принадлежит еще одному богу — Океану. Хороший моряк, а тем более капитан, не боится Океана, но тот, кто не боится Бога, теряет добродетель и моральные устои. Так говорят старые люди, и они, наверное, в чем-то правы.

Эдуард хороший человек, его все считают везунчиком, но это не так. Море его не принимает, и он это знает. Мужская гордость не позволяет признаться, и это погубит его. Как человек я его понимаю, как моряк — нет. Признаюсь вам, что друзья предложили мне отговорить его от дальнейшего плавания, но я не смог. Разумеется, вам говорить ему такое не стоит, но если вы останетесь на этом судне, будьте рядом с капитаном в трудные минуты, а