Вы знаете, что моряки в отличие от береговых людей любят не своих жен? Только не пугайтесь, это выражение образное, но очень верное. Мужчины, живущие в долгих разлуках с женами, любят не их, а в их лице образ, созданный в часы разлук и одиночества. Чем больше моряк влюблен, тем этот образ, как правило, более далек от оригинала. Так уж устроена жизнь, что мужчины, горячо любимые всеми окружающими, остаются не любимыми самыми дорогими для них людьми — женщинами. Моряки, люди не глупые и волевые, часто прощают многое своим подругам, что наверняка не простили бы, живя постоянно на берегу. Даже когда тайное становится явным, они прощают в надежде на лучшее. Если вы готовитесь стать капитаном, крепите семейные отношения, не идеализируя любимого человека, расставаться со своими иллюзиями всегда тяжело. И помните, только безответственные люди всю жизнь гоняются за мечтой, и чем раньше вы это осознаете, тем меньше разочарований достанется на вашу долю. Сегодня я утомил вас, завтра, если позволит обстановка, сыграем в интересную игру. У вас на полке я заметил Морской словарь издательства Министерства обороны, кстати, один из самых удачных. Его редактор вице-адмирал Фадеев был другом нашей семьи. Готовьтесь, мы сыграем в игру, в которую вы наверняка играли, используя названия городов, а у нас будет морская тематика и терминология.

Игру я проиграл с треском, начинали пять раз заново, и каждый раз больше десяти минут мне не удавалось продержаться. Его познания были энциклопедическими, около двух часов я выискивал самые незнакомые и заковыристые слова, но он отвечал безошибочно. Впрочем, знания капитана во многом были обширными, казалось, нет ничего на свете, чего бы он ни знал. Конечно же, ему помогало и знание иностранных языков, четыре — в совершенстве, а объясняться мог и на других.

За все время моей работы в пароходстве встретились два капитана, поразившие меня трудолюбием и знаниями, но если Костылев постоянно пополнял запас знаний упорным трудом, то Юдович скорее дополнял его, шлифуя грани познания.

В последнем рейсе перед приходом он вызвал меня к себе в каюту. На столе стоял его любимый ром, кофейник и две чашки. Я уже знал, что так он прощался со всеми командирами, уделяя каждому минут двадцать. Сказанное им тогда стало для меня не только приятным, но, как потом окажется, и очень полезным. А такое непременно запоминается.

— Работать с вами было интересно. Скажу честно, мне такого штурмана не хватало во время плавания на немагнитной шхуне "Заря". Вы натура романтичная, а там романтики хватало — плавание не раз вокруг света, в самых отдаленных уголках, таких, к примеру, как Полинезия, Новая Зеландия, куда вряд ли вы попадете. Линейное плавание не для романтики, выходите в Океан. На этой линии все мелко и не расширит кругозора, со временем превратитесь в равнодушного извозчика. Не задерживайтесь здесь больше чем на пару лет. Если понадобиться моя помощь, не стесняйтесь, помощь в хорошем деле оказывать приятно. Изучайте историю морских открытий, учите языки, это помогает в море не опуститься, устоять перед неудачами, которые непременно еще встретятся на вашем пути. Возьмите мой скромный подарок, — протянул мне англо — русский Штурманский словарь, весьма редкую в то время книгу. — И не забудьте мою просьбу насчет Эдуарда Болеславовича, об этом же я попросил электромеханика, который у вас с успехом заменяет судового врача.

По трапу он сошел такой же элегантный, легкой походкой, и "Волга", присланная начальником Латвийского пароходства, увезла его в аэропорт. Больше мы так и не встретимся, его помощью я не воспользуюсь, но через несколько лет последую его совету.

КАЛИФ НА ЧАС

Плавание с А.Юдовичем не прошло для меня бесследно, вероятно, благодаря ему в августе 1964 я был назначен на должность старшего помощника. В ту осень оказалось затяжным бабье лето, шторма и туманы пришли под рождество, с большими наводнениями в немецких портах, долгими стоянками на якоре в ожидании прохода каналом. Как ни старались мы, штурмана, уберечь Яхимовича от перегрузок, он часто нервничал, и это сказалось на его здоровье. После посещения судна представителями парткома на предмет проверки политико-воспитательной работы на судне был отстранен от должности первого помощника капитана по "причине достижения пенсионного возраста" любимец экипажа Симонов Николай Федорович, человек добрый, порядочный, прошедший войну. Конечно, он имел по тем временам недостаточное образование: восемь классов школы и курсы политработников в годы войны, но для него это было и не нужно в возрасте шестидесяти лет. В своей работе он всегда привлекал к лекциям командиров, которые легко справлялись с разъяснениями по вопросам хрущевской оттепели, перевода сельского хозяйства на выращивание кукурузы, или как построить коммунизм к 1980 году.

Нам был представлен новый замполит, молодой и дрожащий от нетерпения отличиться в другой ипостаси, неполучившийся старший помощник. Яхимович встал на дыбы, сел на самолет и полетел в Таллин. Вернулся почерневший и ни с чем, после чего молодой комиссар распустил хвост. На переходе Клайпеда — Гамбург он устроил два собрания, на которых не постеснялся заявить о нашем низком морально-политическом уровне.

Второе собрание проходило после выхода из Хольтенау, до Гамбурга оставалось три-четыре часа хода. На моей вахте капитан из каюты не выходил, и я попросил электромеханика Велерия Шаврака проведать капитана. Тот влетел на мостик через полминуты со словами: — "Капитан умирает". Спустился в каюту, Эдуард Болеславович лежал без сознания, глаза не реагировали на свет.

Сообщили по радио на лоцманскую станцию, быстроходный санитарный катер подошел через восемь минут, а еще через пять с капитаном унесся в сторону Гамбурга. Мы не успели ошвартоваться, как нам сообщили, что у капитана обширный инфаркт и лечение займет не менее двух месяцев.

Поднявшиеся на борт эмиграционный и таможенный офицеры обратились ко мне со словами: — "Guten мorgen, kapitan", первыми произведя меня в это почетное звание. Учитывая сложившееся положение, отказываться от него не стал, но выпить рюмку за нового капитана отказался.

В два часа дня в конторе агента состоялся телефонный разговор с начальником пароходства. Тот, спросив, справлюсь ли я с новыми обязанностями до возвращения в Ригу, известил, что они будут ходатайствовать об этом перед капитанами портов Гамбурга и Бремена. Капитан порта прибыл к вечеру с хорошо знакомым старшим лоцманом. Выпили рюмочку за здоровье Яхимовича, я ответил на пару вопросов. Со словами "Keine Problem" они покинули судно, пожелав мне хорошего рейса.

Шесть суток капитанства особого впечатления на меня не произвели, в каюте