начальник успокоил, сказав, что неожиданно вызвали лишь потому, что замминистра вынужден улететь сегодня обратно, пожелав перед этим послушать меня о работе на линии.

Где-то около часа я отвечал на вопросы, которых было неожиданно много, и когда, казалось, все было сказано, Модест Густавович спросил: — Как вы думаете, в чем причина того, что три капитана, один за другим, заработали инфаркт на вашем судне?

К тому времени я уже слышал намеки на то, что в этом тоже повинен, и мне стало не по себе.

— Я собирался изложить это в своем рапорте, — попытался уклониться от ответа, но начальник настаивал на своем.

Я действительно собирался написать рапорт, где был намерен сообщить режим работы моряков немецких судов, и стал рассказывать, стараясь быть кратким.

— Первая причина — это очень напряженный график работы. На немецких судах экипажи меньше: три судоводителя, два механика, радист и шесть человек рядового состава. Капитан несет вахту, но с прибытием в Гамбург экипаж заменяется подменным, который выгружает судно, переходит в Бремен и грузит судно, а основной экипаж, отдохнув двое — трое суток, возвращается к отходу. Кроме того, два раза в год экипаж полностью уходит в отпуск на две недели зимой и летом.

Вторая причина — большой объем работы с грузовыми документами и с претензиями по грузу, от которых немецкие капитаны и судоводители освобождены, этим занимается супервайзер, один на оба судна, и специализированная фирма. Отчетность сокращена до минимума. К нашему капитану в каюту, грубо говоря, стучатся в советском порту все, кому не лень, и решения никчемных вопросов требуют обязательно от него, а у немцев, побеспокоив капитана по пустякам, можно нарваться на солидный штраф.

— А может быть, все же оттого, что наши капитаны много пьют? — спросил замминистра.

— Не больше немцев, — ответил я. — При стоянке в Риге и Клайпеде немцы не вылезают из ресторанов и интерклуба, не ходят на диспетчерские совещания, где капитана все равно никто не слушает. У них лучшая связь, современные навигационные приборы, радары. Им не приходится часами заполнять судовой журнал, записывая бесчисленное число поворотов, буев, ведь это все записывается приборами и отмечается на карте. У них один судовой журнал в сто пятьдесят листов заполняется за два года, у нас за два месяца.

— Вы все же не ответили на вопрос заместителя министра, — перебил меня секретарь парткома. — Много пьют наши капитаны?

При этих словах начальник Службы мореплавания взглянул на меня с беспокойством.

— Это не зависит от должности, — вывернулся я. — Капитаны пьют не больше, чем стармехи или первые помощники. По моему мнению, моряки пьют не больше береговых людей, но когда они выпивают, отдыхая на берегу, — это бросается в глаза.

Кебин одобрительно кивнул головой, и меня отпустили.

Когда я вышел из кабинета, секретарь начальника Лора Виноградова, которая знала все о капитанах, и не только о них, предупредила: — Шеф просил тебя задержаться, только ты тут глаза не мозоль, сходи в кафе, придешь через полчасика. Имей в виду, на тебя донос пришел, — она указала пальцем вниз туда, где находился партком. Я ее понял.

Когда я вошел в кабинет начальника, Кебин был один. Нагнувшись, он открыл дверцу тумбочки стола, достал бутылку коньяка и два коньячных фужера. Выйдя из-за своего стола, сел на стул рядом со мной:

— Устали? — спросил он неожиданно. Это настроило на доверительный лад.

— Устали, устали! — Он поставил передо мной фужер. — Мне о вас Юдович говорил. Не скрою, хвалил, вот только партийные работники о вас мнение никак не составят. Симонов очень хвалил, а вот его молодой коллега жалуется. Утверждает, что вы, — он заглянул в папку, — узурпируете экипаж, с пренебрежительностью относитесь к политработникам. Догадываетесь, кто? — он указал на папку

— Конечно. Артист! — вырвалось у меня.

— Поясните.

Я пояснил, что новый первый помощник — неудавшийся штурман из театральной семьи, и рассказал суть конфликта. Начальник выслушал меня внимательно.

— Я не буду говорить вам, в чем вы правы, а в чем нет, подумайте сами. Политработники неотъемлемая часть нашего флота, и советую вам в этом не сомневаться. С ними придется считаться, даже тогда, когда станете капитаном. Будет намного лучше, если вы научитесь заставлять их заниматься своим делом, как и всех на судне.

Он налил себе еще коньяка, я отказался.

— А вы молодец, не побоялись ответить откровенно заместителю министра. Хорошо ответили, у них там, в Москве, к сожалению, мнение: что ни капитан, то пьяница, а как не выпить при такой жизни? — Он помолчал немного, встал, убрал на место коньяк и рюмки, сел за свой стол.

— Скажите, почему вы решили не сообщать о проступке капитана и старшего механика немедленно?

— Считал, что это не по уставу, я всего старпом, капитан на борту. К тому же был уверен, что это непременно сделают другие.

— Вы имеете в виду первого помощника?

— Нет. Я считал, что он жидковат для этого, а в том, что при первой возможности доложит в партком, был уверен — это его долг.

После моих слов начальник встал, и мне показалось, что он остался доволен. И тут я решился:

— У меня, товарищ начальник пароходства, есть просьба. Плавая на линии, я не зарабатываю плавательский ценз на диплом капитана дальнего плавания, так как не выхожу из района малого плавания. Боюсь, в дальнейшем будут проблемы с дипломом. Прошу, если можно, направить меня на суда океанского плавания.

— И об этом мне говорил Юдович, но мы считаем, что пока вы нужны нам больше на "Эльве". Кстати, как вы оцениваете Стрежнева?

— Я был с ним на "Сулеве" и считаю его очень хорошим специалистом во всех отношениях.

— Вот и поработаете с ним, тем более что и он о вас хорошего мнения. Спасибо вам и хорошего отдыха. Передайте привет тестю, мы с ним вместе сразу после освобождения Таллина работали. Он энергетикой занимался, я — автомобильным транспортом. Давненько не встречались, знаю только, что он в Госплане.

ПОСЛЕДНИЕ РЕЙСЫ СТАРПОМОМ

Но к Стрежневу я не попал. Через месяц снова стоял в отделе кадров, куда был вызван срочно.

— Получай направление и беги к Модесту Густавовичу, он тебя ждет, потом к Аносову, к тому времени тот стал начальником Службы мореплавания, и не опоздай на судно в Лиепаю. Перед отъездом заскочишь, возьмешь судовую роль. — Подождав, когда из кабинета выйдет другой инспектор, Дорофеева нервно погасила папиросу в пепельнице и посмотрела на меня внимательно: — Я тебя прошу: помоги капитану, он мужик-то очень хороший. Если нужно будет гнать кого из собутыльников,