– Мне понравилось имя, которое вы себе выбрали.

– Спасибо, но вы не дали мне времени подготовиться.

Он был теплый, от него пахло чем-то сладким, его горячее дыхание обжигало ее. Она позволила себе прижаться к нему, прильнув к его широкой груди.

– Вы молодцом. – Он с искренней гордостью посмотрел на нее. Она почувствовала себя счастливой.

– Ну это вряд ли. Меня пристрелили в три секунды.

– И то, что вы представляли перед собой Коллин, не помогло?

– Я зажмурилась.

Юджин расхохотался, его глаза горели от выпивки.

– Отлично. Вы определенно выиграли бы приз за красоту.

– Тссс. Вы еще подождите. У меня дома есть старые занавески, и я к следующему разу сошью из них просторное платье.

Он восторженно смотрел на Агнес. Чуть встряхнул ее.

– Мы придем сюда в следующий раз?

– Мы же вроде договорились, тем более теперь, когда я решила шить новое платье.

– Ух, не терпится мне увидеть вас в нем. Это будет что-то типа просторного шлюховатого платья с оборочками?

Когда Агнес услышала это слово, ее передернуло, словно он ей на ногу наступил. Он почувствовал, как она напряглась в его руках. Агнес снова ушла в себя, и теперь холодный воздух чувствовался там, где она прижималась к нему. Оркестр заиграл новую песню, печальную мелодию разбитого сердца – такую, которая заставляла женщин танцевать с женщинами и петь в одиночестве.

– Сколько вы уже не пьете?

– Может, вам лучше спросить вашу Коллин. – Теперь настала очередь Юджина напрячься.

– Это трудно? Не пить? – серьезно спросил он.

– Да, трудно, а со временем становится еще труднее, а не легче.

– Почему?

– Понимаете, с каждым днем вы становитесь чуточку сильнее, но выпивка всегда тут, ждет. Не имеет значения, уходите вы от нее или убегаете, она всегда у вас за спиной, словно тень. Суть в том, чтобы не забывать об этом.

– Не забывать о чем?

– Обо всем, – вздохнула она. – О том, насколько ты слаба, какой ты становишься, когда выпьешь. Иногда ты думаешь, что можешь контролировать ситуацию. Что ты уже справилась.

– Я уверен, вы можете справиться, – без обиняков сказал он.

Она посмотрела на него.

– Вот почему ходить на собрания важно. Иначе никогда не справиться.

– Надеюсь, то, что я выпиваю, вас не беспокоит?

Она ответила не сразу.

– Нет.

– Точно?

– Нет-нет, не беспокоит. Просто мне хотелось бы выпить с вами. Чтобы почувствовать себя нормальной.

– Вы мне кажетесь вполне нормальной.

Он сказал это так искренне, не раздумывая, что его слова поразили ее.

– Вы можете мне верить или не верить, но это самые приятные слова, которые мне довелось услышать за долгое время.

Они продолжали танцевать, и она пыталась почувствовать себя лучше. Она пыталась прогнать сомнения и стыд и позволить вернуться своим недавним мечтам. Он мог бы стать человеком, который помог бы ей выбраться из пустоты, ее другом, любовником, отцом. Она бы обстирывала его, кормила, содержала бы себя в порядке. Он бы давал ей деньги. Они могли бы вместе проводить выходные и праздники. Он бы покупал ей продукты, складывая их в большую тележку в большом знаменитом супермаркете. Она бы любила его. Такими были ее мечты.

Между их телами снова возникли промежутки, заполнившиеся холодным воздухом, когда она под воздействием какого-то внутреннего позыва спросила:

– Если Коллин сказала вам, что я такое позорище, почему вы приехали за мной сегодня?

Он некоторое время не отвечал; его молчание смутило ее, и когда он все же ответил, она поняла, что он думал об этом прежде.

– Я уже несколько лет как одинок. Я стал одиноким задолго до смерти моей жены. Только поймите меня правильно. Она была хорошая женщина, как и наша Коллин, но мы погрязли в наших мелких повседневных заботах. – Музыка не соответствовала мягкой грусти его слов. – Если задуматься, то я бо́льшую часть жизни провел под землей. Мне нечем было поделиться с ней вечером. О чем могут говорить люди, прожив вместе двадцать лет? Но она была хорошей женщиной. Она готовила мне шикарные горячие обеды, мясо с подливкой на горячей тарелке, потому что она весь день разогревала ее в духовке. Мы ели сытные горячие обеды, потому что разговаривать было особо не о чем. По крайней мере не осталось ничего сколь-нибудь стоящего, чтобы им делиться.

Он продолжил:

– Мне сорок три. Я на четыре года старше отца, когда его не стало, а потому и мне пора было закрывать лавочку. Пора было увольняться с шахты, провести остаток жизни с ней, тогда как нам нечего было сказать друг другу.

Она услышала, как перехватило у него горло.

– Когда я вас увидел, я и подумать не мог. Я о вас тогда не знал, не слышал, чтобы наша Коллин называла ваше имя. Это все женские дела, правда? С мужчинами они о таком не говорят. Сплетни. Выдумки. Церковь. Вот их интересы. Я знаю только одно: когда я впервые увидел вас за стеклом, я понял, что вижу такого же одинокого человека, как я, и подумал, может быть, у нас найдется, что сказать друг другу. – Его губа задрожала. – И тогда я понял. Я не хочу ставить на себе крест.

И тогда Агнес поцеловала его. Юджин, надежный и искренний. Губы у него оказались твердые, но у них был приятный вкус.

Двадцать

Агнес устроилась на коврике в спальне спиной к двери. Ее прикроватные часы наигрывали тихонько песни о любви, а она стояла на коленях, шевеля пальцами ног и радостно напевая себе под нос. Шагги смотрел на ее сосредоточенно опущенную голову – Агнес перебирала груду собственного нижнего белья. Она раскладывала его, отделяла черное от белого, потом белое разделяла на идеально белое, почти белое, а последняя горка белья относилась к категории бывшее-белым-в-незапамятные-времена. Шагги подошел к ней сзади, растопырил собственные пальцы на ногах и переплел их с материнскими. Он обнял ее за плечи и стал наблюдать за ее работой.

Агнес протянула ему ажурные трусики – атласная вставка спереди, а по бокам сплошные кружева. Она провела пальцем по боковому шву.

– Что ты скажешь об этих? – спросила она. – Я думаю, они низковато сидят на бедрах, немного старомодные, а?

Эти трусики напомнили ему что-то. Шагги перевел взгляд с трусиков на кружевные занавески на окне. Она проследила направление его взгляда.

– Ах, ты, дерзкий негодник!

Но на самом деле она не рассердилась, она прижалась к нему и бросила трусики в груду тех, что отправлялись в мусорный бачок.

– Проблема решена!

Шагги подобрал старый белый бюстгальтер. Растянул его,