Но Павел позвонил в четверть двенадцатого.

– Я в аэропорту, – сказал он. – Куда мне приехать?

* * *

– Вся беда в том, что у меня нет алиби, – сказал Павел.

Они сидели в кафе, на втором этаже городского аэровокзала.Насте показалось, что вид у Павла еще более измученный и болезненный, чемтогда, когда он вышел из ворот колонии.

– Почему же его нет? Вы говорите, что уехали из Москвынеделю назад. Маргарита в это время была жива и здорова. По заключениюэкспертов, ее убили три дня назад. Где вы были всю эту неделю?

– Вы не понимаете. Я могу представить доказательства, но уменя другие документы. Да, я был в разных городах, у меня на руках осталисьбилеты на самолет, я регистрировался в гостиницах, но не под своей фамилией.

– Да, конечно, – усмехнулась Настя. – Если вас такусиленно пасли, когда вы вышли из зоны, то смешно было бы думать, что вы будетежить по своим настоящим документам. Это Минаев вам удружил?

Павел кивнул.

– И вы должны понимать, что обнародовать этот факт я немогу, чтобы не подвести его. Я, собственно, и уехал только потому, что онипродолжают меня искать. Две недели я пробыл в Москве, у Риты, я не мог непобывать у нее. А потом уехал, когда понял, что это становится опасным. Мне ненужно было вообще появляться у нее. Но я так скучал…

Настя недоверчиво взглянула на него, но ничего не сказала.Павел Сауляк не производил на нее впечатления человека, который может таксильно скучать по женщине, что забудет о собственной безопасности. Но какзнать… В конце концов, она ведь совсем его не знает. Иногда внешне холодные иравнодушные мужчины оказываются способными на страстную и самозабвенную любовь.

– И как же мы будем доказывать ваше алиби? – спросилаона. – Если вы не хотите подвести Минаева, у вас только один выход –сказать, что вы украли паспорт и переклеили на него свою фотографию. Или купилиего у неустановленного мужчины на рынке. Возьмите грех на душу, признайтесь втом, чего не совершали.

– Это вы мне советуете как аферистка-актриса или какработник милиции?

– Я вам советую, как дура, – в сердцах сказалаНастя. – Как последняя дура, которая неизвестно зачем пытается вытащитьвас из беды. А вдруг вы сами убили свою девушку? А я тут с вами кофе распиваю иразговоры разговариваю.

– Не надо так, – тихо произнес Сауляк. – Вы жепрекрасно знаете, что я ее не убивал.

– Откуда мне знать? Почему я должна вам верить?

– Вы знаете. И вы мне верите.

– Вот только не надо меня гипнотизировать этими вашимизаклинаниями, – сердито откликнулась Настя. – И не надо меняуговаривать. У меня тоже есть свой профессиональный гонор. Не для того я вас стакими мучениями вытаскивала из Самары, чтобы меньше чем через месяц отдать нарастерзание следователю и новому суду. Давайте-ка пройдемся по последнейнеделе, желательно по часам. Когда вы уехали из Москвы? Только точно. Часы,минуты, номер рейса – все подробно.

Павел снова сидел с прикрытыми глазами и старательноперечислял все свои передвижения за минувшую неделю, а Настя, отодвинув чашку состывшим кофе и хилым бутербродом, записывала на клочке бумаги.

– В Белгороде я устроился в гостиницу «Юность», два дняподряд ездил за город, гулял. Потом, в понедельник вечером, приболел и весьвторник пролежал у себя в номере. В среду мне стало лучше, и я снова поехал загород…

– Кто-нибудь может подтвердить, что весь вторник вы провелив гостинице? – перебила его Настя.

Это было важно. Маргарита Дугенец была убита именно вовторник.

– Дежурная по этажу, горничная. Горничная в первый разпришла убирать номер часов в одиннадцать, увидела меня, извинилась и сказала,что придет попозже, чтобы меня не беспокоить. Потом она пришла спустя часа два.Я сказал ей, чтобы она не стеснялась и убирала. Я лежал на кровати, и оназаволновалась, спросила, не нужно ли врача пригласить. Я отказался. Онавключила пылесос, а у меня очень болела голова, поэтому я вышел в холл, гдесидит дежурная. Она оказалась очень милой женщиной, угостила меня чаем, покагорничная убирала номер…

– Как вы думаете, они хорошо вас помнят?

– Думаю, да. Горничная, во всяком случае, точно помнит.Вчера я столкнулся с ней в коридоре, и она спросила, как я себя чувствую.

– Они смогут вас опознать по фотографии?

– Надеюсь.

– Ладно. – Настя решительно поднялась из-застола. – Посидите здесь, никуда не уходите. Мне нужно позвонить. Но япредупреждаю вас, Павел, моя доверчивость не безгранична. Если окажется, что выменя обманываете…

Она остановилась, подыскивая подходящие слова. Ей оченьхотелось сказать что-то вроде «я вас в тюрьме сгною» или «я вам никогда этогоне прощу», но от этих слов за версту разило дешевой мелодрамой.

– То что? – спросил Павел очень серьезно.

– Ничего, – резко ответила она. – Но лучше бы вамменя не обманывать.

– Вы все забыли, – сказал он все так же серьезно.

– Что я должна помнить?

– То, что я вам говорил. Я никогда вас не обижу.

Он снова прикрыл глаза, скрестил на груди руки и откинулсяна спинку стула. На какое-то мгновение Насте показалось, что они еще невернулись в Москву, что путешествие из Самары в столицу продолжается инеизвестно, когда и чем оно закончится. Все было так же: его поза, егонепроницаемое лицо-маска с закрытыми глазами, стена недоверия и отчуждения,стоявшая между ними.

Она встряхнулась, вышла из кафе и пошла искать телефон.Вернувшись минут через двадцать, она застала Павла все в той же позе.

– У вас в Москве есть жилье? – спросила она, усаживаясьза столик.

Он молча кивнул, не открывая глаз.

– Вы должны будете находиться в своей квартире и никуда неуходить. Я договорилась, ваши липовые документы фигурировать нигде не будут.Сейчас мы с вами поедем в одно место, вас сфотографируют, и вы отправитесь ксебе домой. Наш сотрудник сегодня же вылетит в Белгород и предъявит вашуфотографию работникам гостиницы, где вы останавливались. Если они вас опознаюти подтвердят все, что вы мне рассказали, считайте, что вам повезло. Вас толькодопросят, вы должны будете рассказать о своей девушке, о ее образе жизни, о еезнакомых. И все, больше вас не тронут.

– После этого я смогу снова уехать?

– А что, очень надо?

– Я не могу пока оставаться в Москве.

– Боитесь, что ли? – насмешливо спросила Настя.

– Жалею ваш труд и ценю его, – отпарировал он так женасмешливо. – Не для того вы меня тащили через пол-России с четырьмяпересадками, чтобы меня в первый же месяц шлепнули.