— Не так, как это может сделать мужчина, — ответил он, проводя рукой по маминой щеке. — Наоми, какими глупостями ты начинила голову этой девочки? Она не станет проблемой для моего мальчика, а?

— Она будет отличной подругой, — сказала мама. — Достойной твоего сына.

Я пристально смотрела на маму, не понимая, почему она не отталкивает руку этого грубияна. Я знала, какой могучей силой обладала мама; возможно, в драке с Эмилем ей не справиться, но достойный отпор она точно могла оказать.

— Ну, что ж, прекрасно. Такой, как ее мама. Ты отличная женщина, Наоми. Знаешь свое место. Я всегда жалел о том, что мы не познакомились поближе.

— Спасибо, — прошептала мама, и я увидела, что ее руки дрожат.

— Ночь только началась, — продолжил Эмиль, наклоняясь к ней и касаясь губами ее уха. — И таит столько возможностей. Мы могли бы наверстать упущенное время.

— Да как ты смеешь! — закричала я, вскакивая. — Отойди от нее немедленно!

Эмиль развернулся и оскалился на меня.

— Ренье, уведи свою маленькую сучку наверх!

— Никуда я не пойду!

Рен крепко держал меня за плечи, и только по этой причине я не бросилась на Эмиля.

— Отец, нужно уходить. Уже поздно, и мы злоупотребляем гостеприимством, — сказал Рен тихо. — Стефан скоро вернется из дозора.

— Надеюсь, что вернется! — ответил Эмиль, сияя улыбкой, напоминающей прожектор приближающегося поезда. — Я должен засвидетельствовать ему свое почтение.

— Мне нужно сделать очень много уроков к завтрашнему дню и обзвонить членов стаи, чтобы предупредить о том, что мы отправляемся к пещере Халдис, — добавил Рен. — Мне бы хотелось немедленно уйти. Пожалуйста, папа.

— Я не знаю, где ты научился быть таким тактичным, парень, — заявил Эмиль, залпом допивая виски и с грохотом ставя стакан на ручку маминого кресла. — Приятно было повидаться, Наоми.

— Увидимся завтра, — сказал Рен, не глядя на меня, и пошел к выходу вслед за отцом.

Я проследила за ними, а мама тем временем поднялась со стула и поправила блузку.

— Пожалуй, нам стоит прибрать здесь все, — сказала она и принялась собирать бокалы и чашки, ставя их на поднос.

— Мам, — спросила я. — Ты мне ничего не хочешь сказать?

— О чем ты, дорогая?

— Почему ты позволяешь Эмилю так с собой обращаться?

— Он вожак, Калла, — ответила она, избегая моего взгляда, и продолжала суетиться, убирая комнату. — Они все такие.

— Отец не такой!

— Не такой, — согласилась она, поднимая поднос. Я пошла за ней в кухню. — Но у Эфрона и Люмины разные мнения по поводу характеристик вожаков стай. Люмина приветствует стоицизм и…

— Дипломатичность, — закончила за нее я. — Как я могла забыть?

Она наградила меня невеселой улыбкой.

— А Эфрон предпочитает вожаков… С твердой рукой.

— А, вот как это, оказывается, называется, — прорычала я. — Да Эфрон и Эмиль оба озабоченные!

— Не будь низкой, Калла, — отрезала она. — Это непозволительно.

— Собираешься рассказать отцу? — спросила я.

Она поставила чашки и бокалы в раковину.

— Конечно нет. Он и так ненавидит Эмиля, а ты слышала, что сказали хозяева: взаимодействие между стаями играет важнейшую роль. Нельзя допустить, чтобы вожаки начали рвать друг друга на куски в момент, когда необходимо усилить оборону. Когда они занимаются междоусобицей, то становятся такими глупыми.

— Глупыми?! Да никто, кроме отца, не имеет права до тебя дотрагиваться.

— Никто из подчиненных до меня никогда и не дотрагивался. Но ситуация с конкурирующими вожаками всегда была иной. Надеюсь, тебе никогда не придется с этим столкнуться. Эмиль всегда рад воспользоваться любой возможностью, чтобы бросить вызов твоему отцу и доказать, что он — доминирующий вожак. С тех пор, как убили Коринну, все стало еще серьезнее.

— Но…

Мама повернулась ко мне:

— Оставим эту тему, Калла. Все кончено.

— Так вот что такое дипломатичность? — спросила я, не в силах унять гнев. — Вести себя, как шлюха, с любым мужчиной, вторгшимся в твою гостиную?

Я оказалась на полу раньше, чем осознала, что мама ударила меня. Щека сильно болела.

— Слушай очень внимательно, Калла, — сказала мама. Она стояла надо мной, продолжая сжимать кулаки. — Я уже сказала один раз, и у меня нет желания объяснять все снова. Эмиль — это не «любой мужчина». Он — вожак стаи Бэйн. Никто не смеет переходить дорогу вожаку, даже если ты — жена другого вожака. Если ты делаешь это, значит, рискуешь своей жизнью. Ты поняла меня?

Я продолжала лежать, все еще оглушенная ее ударом.

— Ты поняла меня?

Я никогда не видела, чтобы мама смотрела на меня с таким жестоким выражением в глазах.

— Да, мама, — прошептала я.

— Ты, должно быть, устала, — сказала она, придав лицу выражение, которое должно было означать доброту. — Когда я закончу уборку, сделаю тебе ромашковый чай и ванну с пеной. Завтра у тебя будет тяжелый день.

Я кивнула и, не произнося ни слова, поднялась по лестнице. Дверь в спальню Анселя была закрыта, изнутри доносилась громкая музыка. Должно быть, мама отослала его наверх, когда прибыли Хранители. Он ничего не слышал. Я подумала, что стоит к нему зайти, но вместо этого отправилась в свою спальню. Пусть брат сохранит мечты о романтических отношениях и настоящей любви как можно дольше. Я закрыла за собой дверь и расплакалась, думая о том, сколько времени осталось до того момента, когда в дверях появится мама с чашкой ромашкового чая, и как долго мой обман останется тайной для Хранителей.

— Вы не можете все пойти в пещеру, — сказала я, бегая по крутому склону. Ребята смотрели на меня умоляющими глазами. Мы все еще ждали появления Бэйнов. В первых лучах зари земля была окрашена в оттенки красного; я вспомнила большой зал в пещере Халдис. Я поежилась, зная, что именно это таинственное место было целью нашего дозора, но не могла поделиться с ребятами своим секретом. Нельзя было допустить, чтобы кто-то из них пошел со мной в пещеру: они мигом бы догадались о том, что я была там с другим волком. Нужно было во что бы то ни стало предотвратить это.

— Но Логан сказал, что там внутри таится какое-то чудовище! — воскликнула Фей. — Будет несправедливо, если мы все его не увидим. Я уверена, оно ужастно!

— Ты хотела сказать «ужасно», — поправила ее Брин.

Фей наградила ее ледяным взглядом. После той ночи в «Пожаре» отношения между девушками становились все хуже и хуже.

— Речь идет не о справедливости, а о повиновении приказам, — ответила я. Из-за их грызни мне уже хотелось порвать обеих. — Обсуди это с Реном, когда он появится.