что спешные бумаги, подписанные ею 25-го, получены были Игельстрёмом только 28-го июля. Впрочем, это одна только догадка.

Переговоры возобновились тотчас же, но опять натолкнулись на сопротивление Густава. Вопрос о границе устранялся; но на медиации с Турцией король продолжал настаивать. Он требовал и включения 20 ст. Абовского трактата о беглых.

Известие об этом новом затруднении уже не вызвало в Царском Селе никаких ни уступок, ни даже возражений. «Мы дали сущий наш ультимат, — писала Императрица Игельстрёму 30-го июля, — который теперь от него зависит принять и тем прекратить кровопролитие, или же отвергнуть, и чрез то быть виновником продолжения войны и всех неразрывных бедствий». Поэтому Игельстрёму повторялось прежнее распоряжение, в случае несогласия Густава на последние, предложенные с русской стороны условия, прервать переговоры и отправиться к своему корпусу, «что и действительно исполнить не оставьте» — поясняла Императрица, в устранение всяких сомнений. Желая, впрочем, избежать прискорбной крайности прекращения переговоров, она предлагала своему уполномоченному не упустить «изъяснить, что ультимат наш был в сущую их пользу, ибо все, что казалось им в прежних трактатах невыгодным, тут выключено, а мы только что сохранили свои границы, которых ни для чего не переменим. Дайте также, образом собственного вашего рассуждения, почувствовать ему что в подобных случаях весьма легко, быть может, что последние наши условия сочтены будут как бы и не были, и никто не отвечает чтобы при дальнем их упорстве могли толь выгодные одержать кондиции».

II. Мир

Одновременно на море подготовлялось, как выше было сказано, нападение на шведский гребной флот в Роченсальме. С этой целью эскадра вице-адмирала Повалишина стояла уже у Готланда в полной готовности. При таком сближении её с неприятелем, принц Нассау не мог откладывать долее атаки, ибо эскадра Повалишина не была настолько сильна, чтобы одна могла успешно противостоять всем неприятельским силам в том месте собранным. Поэтому Екатерина еще раз, от 30-го июля, нашла нужным подтвердить Салтыкову, «ни мало не отлагать военных действий, стараясь пользоваться всякими удобными к тому способами». При этом главнокомандующему ставилось на вид чтобы «не давать себя обманывать весьма неосновательной надеждой мира и что король шведский ищет только выигрывать время затруднениями при всей оказанной от пас умеренности».

За этим рескриптом последовал другой, от 1-го августа, и наконец третий, от 4-го числа, все настоятельнее требовавшие энергических действий со стороны Салтыкова. Принц Нассау был извещен собственноручным письмом Императрицы о данных главнокомандующему приказаниях ему содействовать. «Если г-н Салтыков не исполнит того, что ему приказано, — он будет в этом ответствен передо мной». Эскадра Повалишина между тем от Готланда перешла к Аспо, а затем явилась лавировать прямо в виду Шведов. Чичагов продолжал запирать шведский флот под Свеаборгом. Салтыков с конца июля переехал уже из Выборга в Фридрихсгам и тем как бы давал понять, что предстоят решительные действия. Густав сперва еще стоял на своем, и одно время также думал, что переговоры порвутся. Но потом все вместе взятое очевидно повлияло на его упорство, и дело мира было, наконец, завершено.

Нельзя сказать с точностью, что собственно дало окончательный толчок решимости Густава покончить с этой войной, много стоившей и ничего пока не давшей. Но по временам он, можно сказать, страстно желал мира. Слухи о том, что Россия готовится заключить мир с Турцией, не могли остаться без влияния. Военное положение Екатерины против Густава было внушительно; он был угрожаем под Роченсальмом с трех сторон: с суши — Салтыковым и на море — кораблями Повалишина. и принца Нассау. Печальный урок 28-го побуждал думать, что Русские не впадут в прежние ошибки, и успех останется за ними. Без сомнения и дружеские внушения, сделанные Армфельту «образом собственного рассуждения», не могли остаться без результата: надежда на возвращение Густаву дружбы Екатерины, а с нею и на устройство личных его дел, в которых большие частные долги были на первом плане, играла, вероятно, не последнюю роль.

3(14) августа в Вереле состоялось первое и единственное официальное заседание уполномоченных, и на нем окончательно подписаны мирные условия, согласно последним, предложенным Екатериной, пунктам. С русской стороны нашли возможным пренебречь некоторыми формальностями, лишь бы дело не легло вновь в долгий ящик. Полномочие шведское признано достаточным, хотя утверждено было лишь малой королевской печатью. Оно должно было быть заменено другим за большой печатью, в чем Армфельт и дал особую подписку. Обмен ратификаций, назначенный не далее шести дней, обставлен был также уступками в формальностях: Шведам предоставлялось утвердить ратификацию даже вовсе без печати, притом и писать не на пергаменте, если бы такового не оказалось «по лагерному пребыванию».

Мирный договор теперь заключенный отличался от договоров Петра и Елизаветы значительной краткостью: в нем было всего 8, большей частью несложных, пунктов. Первый — о восстановлении вечного мира и о прекращении военных действий; второй и третий — об оставлении границ как до войны было, и о возвращении того, что в продолжение её могло быть занято; четвертый — о размене пленных, без выкупа; пятый — о салютах; шестой — о вывозе на 50. 000 руб. хлеба беспошлинно; седьмой — о рассмотрении недоговоренных окончательно предметов чрез посредство послов или полномочных министров, и восьмой — о размене ратификаций в 6 дней или прежде если возможно. Предполагают, что был еще сепаратный пункт о субсидии Густаву; но документального о нем ничего нет, имеющиеся же сведения будут указаны ниже.

Известие о мире было получено в Петербурге 5-го августа на рассвете. Почти одновременно доставлено собственноручное письмо короля шведского к Императрице с просьбой возвратить ему её дружбу, и забыть войну как миновавшую грозу. В тот же день посланы указы, коими объявлялось о заключении мира и повелевалось пресечь все военные действия на водах и твердой земле. Ратификация последовала на другой день, 6-го августа; 11-го привезена шведская ратификация, а 13-го числа подписан манифест с объявлением о мире. 6-го же числа гр. Безбородко отправил Игельстрёму ратификованный договор и возвратил полномочия Армфельта и его расписку. Тогда же отправлены к нему и подарки для шведского уполномоченного, его сотрудников и свиты. Императрица была рада состоявшемуся, наконец, миру. «С каким удовольствием, — писала она Игельстрёму под свежим впечатлением, — получили мы донесение ваше о заключении мира с королем шведским, вы можете судить по известному нашему миролюбию и искреннему желанию дабы пролитие крови человеческой прекращено, тишина и спокойствие в пользу верных наших подданных восстановлено было. Производя деяние на вас возложенное образом благоразумным и окончив оное счастливо, вы приобрели себе особливое наше благоволение». Говоря