Отчет Мэнсфилда от 18 декабря 1962 г. был весьма тревожным для президента. Мэнсфилд писал, что в сельской местности и небольших городах Вьетнама «как минимум по ночам власть находилась в руках вьетконговцев. Правительство в Сайгоне до сих пор пытается добиться поддержки простых жителей обширных сельских территорий. Из страха, безразличия или неприязни крестьяне воздерживаются от принятия власти, не говоря уже об одобрении существующего правительства. Иными словами, нужно признать, что мы вернулись к тому, с чего начали»{574}. Продолжая оказывать поддержку Нго Динь Зьему, Мэнсфилд тем не менее сомневался в том, что правительство в Сайгоне, где все большее влияние приобретал Нго Динь Ню, брат Зьема, сумеет добиться поддержки населения.

Мэнсфилд советовал Кеннеди не пытаться выиграть войну, оказывая содействие непопулярному правительству, «направляя поистине огромное количество военнослужащих и иных ресурсов – словом, втягиваясь напрямую в войну с партизанскими отрядами – и устанавливая в результате в Южном Вьетнаме что-то вроде неоколониального правления»{575}. Продолжение же реализации политического курса президента, как предупреждал Мэнсфилд, могло «поставить нас в то же незавидное положение, в котором ранее оказались во Вьетнаме французы»{576}.

Кеннеди был потрясен критическими замечаниями друга. Вновь стало ясно, что его видение ситуации во Вьетнаме, с которым сначала согласился Эдмунд Галлион, а позднее и Джон Кеннет Гэлбрейт, не соответствовало действительности, и открыл ему на это глаза Майк Мэнсфилд. Проведенная лидером сенатского большинства параллель между французским колониальным правлением и политическим курсом Кеннеди уязвила президента. Однако чем больше Кеннеди думал над смелым заявлением Мэнсфилда, тем более правильным оно ему казалось – это была правда, которую признавать не хотелось, но приходилось. Советнику Кенни О’Доннеллу он объяснил свою реакцию на слова Мэнсфилда следующим острым замечанием: «Я зол на Майка из-за того, что он в корне не согласен с нашим политическим курсом, и я злюсь на себя, поскольку я склонен с ним согласиться»{577}.

Приняв обоснованную критику Мэнсфилда в отношении провального политического курса, Кеннеди удалось преодолеть кризис по вьетнамскому вопросу. Так же, как и честная оценка посла Уинтропа Брауна прежде помогла Кеннеди определиться с новым подходом к ситуации в Лаосе, так и критическое замечание Майка Мэнсфилда вернуло его к старой правде в отношении Вьетнама. Мало кто отмечал, что Джону Кеннеди была присуща такая черта, пожалуй, особенно примечательная для американского президента, как умение слушать и учиться.

Британский философ Исайя Берлин однажды заметил, говоря о Кеннеди: «Я никогда прежде не встречал человека, который бы так внимательно слушал все, что говорит собеседник. И отвечал он всегда по сути обсуждаемого вопроса. Вероятно, в этот момент у него в голове не было идей, которыми он хотел бы поделиться или для которых разговор был всего лишь поводом, своего рода стартовой площадкой. Он действительно слушал, что говорит человек, и отвечал по существу»{578}.

Джон Кеннет Гэлбрейт описывал его так: «Президент смотрел на говорящего широко открытыми серо-голубыми глазами и был абсолютно сосредоточен. То же самое касалось документов и статей. И насколько можно судить, узнав о чем-либо, он запоминал это навсегда»{579}.

Говоря о реакции Кеннеди на критику, Майк Мэнсфилд отмечал: «Президент Кеннеди не бросал слов на ветер. Он вообще был немногословен. Однако смена точки зрения не была чем-то совершенно нехарактерным для него. Несомненно, он кардинально изменил свое видение ситуации во Вьетнаме, но его планам не суждено было воплотиться в жизнь»{580}.

Кеннеди тогда был полон решимости устранить все преграды на пути вывода американских войск из Вьетнама. 25 января 1963 г. он позвонил домой директору Бюро разведки и исследований Государственного департамента США Роджеру Хилсману, чтобы выразить свое недовольство по поводу выхода на первой полосе New York Times статьи, в которой шла речь о визите американского генерала во Вьетнам. Этими «витиеватыми фразами»{581}, как позже описывал их Хилсман, Кеннеди сделал ему выговор. Он приказал Хилсману прекратить командировки военных во Вьетнам, чтобы не создавалось впечатление повышенной заинтересованности американцев в происходящем в этой стране.

«А я как раз этого и не хочу. Вспомните Лаос, – особо подчеркнул Кеннеди. – Во Вьетнаме США следует вести себя крайне сдержанно, чтобы впоследствии мы смогли принять участие в переговорах об урегулировании ситуации в этой стране, как это было в Лаосе»{582}.

Выслушав рассерженного президента, Хилсман заметил, что у него, как у руководителя Бюро разведки Госдепа, нет полномочий для запрещения разрешенных главой Пентагона посещений Вьетнама.

«Невероятно!» – воскликнул Кеннеди и бросил трубку. В тот же день он выпустил меморандум NSAM 217, запрещающий «высокопоставленным военным и гражданским служащим» совершать поездки в Южный Вьетнам без согласования визита с Государственным департаментом, где работал Хилсман{583}. Действия Джона Кеннеди, направленные на ограничение поездок военных во Вьетнам в рамках программы урегулирования конфликта, не обрадовали Пентагон.

Даже настроившись на уход из Вьетнама, Кеннеди продолжал публично высказываться против самой этой идеи. На пресс-конференции 6 марта 1963 г. репортер попросил его прокомментировать рекомендации Мэнсфилда по сокращению масштабов помощи странам дальневосточного региона.

Президент ответил: «Я не представляю, как это сделать. Если мы не собираемся уйти из Юго-Восточной Азии и отдать инициативу там коммунистам, то разве можно сокращать наши экономические и военные программы во Вьетнаме, Камбодже, Таиланде?..»