Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед внутренним взором замелькали вещи из обувной коробки. Как могла женщина, которую любил папа, которая оставила после себя закладку, заколку и брелок, быть похитителем и убийцей?! Эрика Эверхарт убила двадцать четыре единорога, прежде чем приехать в Великобританию и стать мамой Скандара.
Его всего затрясло; образ любящей матери, живущий в душе, развеялся как дым, сменившись этой Эрикой Эверхарт – Ткачом. И если бы не связь с Негодяем и неизменная поддержка единорога, сердце Скандара наверняка бы разорвалось.
– Освободи Серебряного Клинка и Фло, – опять заговорил Митчелл, – и мы никому о тебе не скажем. Просто отпусти нас, и мы оставим тебя в покое.
Ответом на эту очевидную ложь стал хриплый смех Ткача.
– Ты правда думаешь, что я вас отпущу? После того как вы мне угрожали? После того как дали понять, что вам известно моё настоящее имя? Я свяжу души ваших единорогов с моей, но вы этого уже не увидите. – Губы Ткача растянулись в улыбке, отчего краска на её щеках пошла трещинами. – Только вообразите, сколько страдающих душ я теперь смогу связать с дикими единорогами. Есть очень много тех, кто мечтал о единороге, но двери Инкубатора перед ними не открылись. Разве это не жестоко? Ни один солдат здесь не присоединился ко мне против своей воли. Никто их не похищал, они пришли сами. А с серебряным единорогом моя верная армия достигнет таких размеров, о которых я даже не мечтала.
Солдаты Ткача одобрительно закричали, и Скандар, глядя в их пустые глаза и похожие на маски лица, невольно засомневался, так ли уж добровольно они решили сражаться на её стороне.
– Да-да, именно так! – прошипела Ткач. – Мы убьём всех стражей до единого. Защита Острова и так оставляет желать лучшего, уж я-то знаю – я месяцами её проверяла. Великобритания падёт к моим ногам. Вместе с Островом. И никто меня не остановит.
– Пожалуйста, – едва слышно произнёс Скандар. – Это не ты, это не можешь быть ты.
Эмоции накрывали его волна за волной, грозя утопить, но он держался за последний лучик надежды. Эрика вырезала его имя на дереве Кровавой Луны после возвращения из Великобритании. Должно же это что-то значить! Мама просто его не узнала, но ничего страшного, это понятно, он ведь был младенцем, когда она видела его в последний раз. Но если он скажет ей, кто он, – может, ему удастся её переубедить? Объяснить, что ей совсем не обязательно быть Ткачом – можно быть просто Эрикой Эверхарт. Его мамой.
Скандар едва отметил, что повёл Негодяя навстречу Морозу Новой Эры, хотя напарник явно был не в восторге от сближения с опасностью, шипел, скалился и хлопал крыльями, стараясь казаться зрительно крупнее, под стать гигантскому серому единорогу.
– Ты должна всё это прекратить, – срывающимся голосом попросил Скандар. – Пожалуйста, посмотри на меня. Разве ты не видишь, кто я? Не узнаешь меня?
– Ты духовный маг, только-только покинувший Инкубатор. И ты мне не нужен.
Скандар чувствовал медленное наступление диких единорогов: их старые колени с оголёнными костями поскрипывали, гниющие копыта бухали по твёрдой земле.
– Джоби не сказал тебе, как меня зовут? – Скандар бросил взгляд на инструктора. – Он не посчитал это важным. Ну да, ведь он не знает.
– Какое мне дело до твоего имени? – просипела Ткач. – Через пару минут ты будешь мёртв, как бы тебя ни звали.
По щекам Скандара катились слёзы безысходности, но он даже не пытался их сдержать. Он просто должен объяснить ей, и она остановится, ведь так? Если разлука оставила на её сердце такую же незаживающую рану, как и на его, всё ещё можно исправить.
Он сделал глубокий вдох. Почти год назад, в день Кубка Хаоса, папа рассказал ему историю об обещании младенцу, закреплённому нежнейшим прикосновением ладони.
– Это я, мама. – Голос Скандара дрожал. Он указал на Негодяя. – Смотри, ты обещала мне единорога – и вот он здесь. Я стал наездником, как ты и хотела.
Ткач моргнула. Из-за краски на веках в этом движении было что-то-то пугающе комичным.
Из-за слёз Скандар едва мог говорить, но всё же выдавил из себя:
– Меня зовут Скандар Смит. – Он размотал с шеи чёрный шарф и протянул его поверх крыла Негодяя. – И я…
– …мой сын. – В пустых глазах Эрики Эверхарт наконец вспыхнул огонёк узнавания.
Тишина. Даже единороги притихли.
– Неужели уже прошло тринадцать лет? Как… как ты… А-а-а, – открыв рот как в зевке, понимающе протянула она. – А-га-та. – Имя Палача Эрика выговорила медленно, с наслаждением, будто смаковала каждый слог. – Моя маленькая сестрёнка. – Она резко выхватила шарф из руки Скандара. – Стоило догадаться. Она подарила мне его перед тем, как я зашла в Инкубатор.
– Сестрёнка? – заморгал Скандар сквозь беззвучные слёзы. – Агата – твоя сестра? Палач? – Он вдруг вспомнил слова папы, что Агата показалась ему знакомой. А следом и мольбу самой женщины: «Не убивай Ткача».
– Меня привезла на Остров твоя сестра – моя тетя?
– Точно так же, как Агата отвезла меня в Великобританию, – с ностальгией во взгляде ответила Эрика, бережно наматывая шарф вокруг своей длинной шеи. – После того как Кровавая Луна… после тех двадцати четырёх… мне необходимо было спрятаться. Скрыться. Уже в Великобритании в минуту слабости я написала ей… до всего этого. Попросила её сделать так, чтобы мои дети стали наездниками. Надо было догадаться. Агата Эверхарт всегда держит обещание. Надо было её остановить. А Кенна? Агата и её привезла?
Эрика заглянула Скандару за спину, словно ожидала увидеть там дочь.
И Скандара охватила ярость. Получается, его видеть она не рада?! Её больше заботит шарф и интересует Кенна, чем тот факт, что он стоит прямо перед ней.
– Но почему ты сама не прилетела за нами? Почему Агата, а не ты? И как же папа? Ты бросила нас, бросила меня! Почему?! Зачем ты так поступила? – На последнем слове его голос сорвался.
– Остров звал меня. Мне предстояло важное дело. Нужно было привести в исполнение мои планы. – Эрика указала на своих солдат.
– Что?! – опешил Скандар. – И это было важнее меня?! Важнее Кенны и папы?!
– Ты ребёнок, тебе этого пока не понять. Но ты поймёшь.
Скандар замотал головой. Он кипел от злости и совершенно забыл о своём страхе перед наездницей Мороза Новой Эры. Он всю жизнь тосковал без мамы, всё детство мечтал, чтобы она была жива. И теперь она здесь – и ей нет до него никакого дела. Она даже ни о чём